Прежде всего меня, — уточнил он.
— О! А орден нам за это не положен? — поинтересовался Миша Калинкин.
— По шее вам за это положено, если честно, — устало сказал Сажин и присел на траву рядом с Оксаной. Она нашла его руку своей и крепко сжала ее.
— Эй, не вздумай приставать к Колькиной девчонке! — воскликнул Леша Петров, но Оксана прервала его, тихо сказав:
— Отстаньте от него. Он был там со мной, понятно? И он ничем не хуже тебя.
А над аэропортом тем временем разносились выведенные на громкую трансляцию радиопереговоры с захваченным самолетом.
— Это борт «семьдесят семь», идем строго на запад, скорость семьсот, высота десять тысяч. Террорист и заложница в кабине.
— Хорошо. Ничего не предпринимайте. Выполняйте все его указания и сохраняйте спокойствие. Не молчите, докладывайте обо всем.
— Обо всем не получится. Он не хочет, чтобы мы докладывали курс и скорость.
Диспетчер отстранился от микрофона и сказал сгрудившимся вокруг людям:
— Подумаешь, тайна. Он что, про радары никогда не слышал?
— Какая разница. Нам же лучше. Пусть думает, будто мы не знаем, куда они летят.
— Интересно, попрет он через границу или нет? МИД предупрежден?
— А как же. Скорей всего именно туда он и попрет. Куда ему еще деваться?
— Не скажите. При нашем бардаке ему проще залечь на дно здесь, чем устроиться за границей. Там его в две минуты возьмут, а тут у него есть шанс. Стоит ему выпрыгнуть из самолета вблизи большого города и успеть войти в него до того как поставят оцепление — и поминай, как звали. Особенно, если в этом городе у него есть знакомые, которые не станут задавать лишних вопросов.
— А второго еще не разговорили?
— Ростовцев поехал в больницу вместе с важняком из Москвы. Но когда его можно будет допрашивать — черт знает.
Казанову тем временем привезли в центральную городскую больницу. Весть об этом распространилась по ее коридорам тут же, несмотря на поздний час, но в первое травматологическое отделение, где поместили раненого преступника, разумеется, никого не пускали.
Следователю прокуратуры Туманову было проще. Он со своим ранением, полученным в «русаковской битве», лежал именно в первом травматологическом, и Ростовцев не преминул лично сообщить ему о захвате преступника. Все равно допрашивать Казанову было еще нельзя. Коваль очень удачно всадил ему пулю прямо в ребро, сломав которое, она растратила всю свою убойную силу — так что прямой опасности для жизни задержанного не было. Но Казанова находился в бессознательном состоянии и прямо из машины «скорой помощи» перекочевал на операционный стол.
Но московскому следователю по особо важным делам не терпелось получить показания по поводу того, как похитители намеревались уйти от преследования. Ведь если раненый преступник даст такие показания, то будет гораздо легче взять Кружилина.
Однако надежды на то, что с Казановой удастся поговорить в ближайшие несколько часов, не было никакой.
Зато актера городского драматического театра Александра Твердохлебова — то есть, проще говоря, Шурика Уклюжего — допрашивали вот уже несколько часов. Только не было от этого никакого толку. Шурик подробно рассказал о самом похищении, а больше ничего он попросту не знал, поскольку попал в опалу и сидел в подвале на цепи. Естественно, Крокодил и Казанова в этот период не делились с ним своими планами. В тех предварительных расчетах, с которыми был знаком Уклюжий, никакой самолет вообще не фигурировал. Предполагалось ведь, что похитителям удастся взять деньги тихо и заложницу выпустить так, что она никогда не сможет понять, кто и где ее держал. А потом, через несколько месяцев, когда об этом деле все забудут, сначала перебраться в столицу, а оттуда совершенно легально выехать за границу. |