Сижу на ветке, ору во все горло: «Раскинулось море широко». Люди идут, посмеиваются. А мне хоть бы что! Группа студентов остановилась. Спрашивают: «Что, новый вид спорта придумала, как обезьяна скакать с дерева на дерево?» А я весело отвечаю: «Ага! Мышцы требуют нагрузки, мозги разгрузки». Я, естественно, ходила в парк, когда стемнеет, но там все равно было достаточно светло от электрического освещения. Один очень серьезный парень стал уговаривать меня, чтобы я слезла, мол, ты уже взрослая. Мне неловко, я злюсь, но не спускаюсь. Только песен уже не пою. Настроение испортил.
– А мою депрессию помнишь? Несчастная любовь! Первого пыталась забыть, которого ненавидела, но любила. Купила вина с названьем «спотыкач», залпом выпила всю бутылку. Лежу, койка раскачивается подо мной, стены комнаты расплываются и пропадают, потолок волнами и невероятными колеблющимися фигурами вздыблен. Сердце стучит тяжело и загнанно. Утром проснулась, во рту гадко, голова болит. Не помогла себе, только хуже на душе сделалось. Подумала: «Какие же глупцы те, кто пьют!» Больше не было желания «травиться» ни беленькой, ни «чернилами», ни еще какой-либо экзотикой.
Общежитие. Не сразу оно отпустило меня. Ноги сами вели туда, где прошли пять лет жизни – и какой жизни! В будни учеба с утра до позднего вечера, в выходные – музеи, театры, в праздники – гости ночь – за полночь. Годы прошли, и не было уже там моих друзей, а все тянуло туда, где было хорошо и трудно. И посейчас иногда слышу в голове бессонное бормотание ночной жизни студенческого общежития. И будто вижу вечернюю неторопливо струящуюся, неиссякаемую реку прохожих, гуляющих по главному проспекту города. И будто мы в их числе.
– А зверский холод – будь он неладен – в новом корпусе?
– Не забыла, как ты на ядерную физику ходила. Мало тебе было учебной нагрузки. Всюду шныряла, что-то новое высматривала.
– Как-то останавливает меня красивый высокий седой мужчина и спрашивает: «Интересно?» А я ему: «Любопытно. Интересно будет, когда что-то пойму». Тогда он наклонился ко мне и тихо как-то по-отечески предупредил: «Будь осторожна, у нас высокая степень вредности, а тебе еще мамой надо стать». И был это не кто иной, как профессор Белосельский собственной персоной.
– И ты оттуда бегом от греха подальше в свои палестины, на свою родную кафедру.
– Теорию изучать.
– А помнишь, как ты Толика Овчинникова на спор пыталась разыграть? Заморочила ему голову, на свидание по телефону от моего имени пригласила. Он уж совсем поверил, что я уступила его настойчивым ухаживаниям. И тут ты говоришь: «Поторопись, осталось полчаса». Он все понял и сначала разозлился, а потом расхохотался: «На всем курсе, только Лена в слове «осталось» неправильно ударение ставит. Украинское наследие? Деревенский диалект?».
– Ах, эти наши милые девичьи розыгрыши!
– Как-то раз после сессии сидим мы с тобой и твоим Андреем в нашей столовой, пивка выпили по случаю вашего ко мне приезда. На тебя напало смешливое настроение, и ты начала трепаться, мол, попробовала курить – не понравилось, попробовала пить вино – тоже не пришла в восторг. А пожилой мужчина за соседним столиком с интересом наблюдавший за нами, вдруг говорит тебе: «Поскорее выходи замуж за своего парня». А ты ему в ответ весело так: «Попробую!»
– Хороший человек. Заволновался, что «допробуюсь» на свою шальную голову. А я просто шутила.
– А что мы говорили, хлебая пустой столовский борщ и глотая холодные слипшиеся макароны, облитые противной подливой?
– Не делай из еды культа! – не сговариваясь, дружно продекламировали подруги и рассмеялись. |