Поезд на Целендорф со станции в американском секторе Берлина быстро доставил меня на Кронпринценалле, к находившемуся в километре от военного штаба США американскому бару "Джонни", где работала Кирстен.

К этому времени уже стемнело, и я отыскал бар по сияющим огнями запотевшим окнам и нескольким джипам напротив него. Надпись над довольно обшарпанной дверью гласила, что вход открыт только для военнослужащих трех высших чинов. Перед дверью топтался пожилой мужчина, сутулая фигура которого напоминала эскимосскую хижину иглу, - один из тысячи горожан - собирателей мусора, зарабатывающих на жизнь, подбирая окурки сигарет. Как и проститутки, каждый собиратель мусора имел свой собственный район с вожделенными тротуарами перед американскими барами и клубами, где в удачный день случалось насобирать до ста окурков; табака хватало на то, чтобы сделать десять - пятнадцать сигарет и продать их за пять долларов.

- Эй, дядя! - обратился я к нему. - Хочешь заработать четыре штуки "Уинстона"? - Я достал пачку, купленную у Рейхстага, и положил четыре сигареты на ладонь. Слезившиеся глаза мужчины нетерпеливо метнулись от сигарет к моему лицу.

- Что за работа?

- Две сейчас и две после того, как ты предупредишь меня, когда отсюда выйдет вот эта дама. - Я дал ему фотографию Кирстен, хранившуюся в моем бумажнике.

- Очень привлекательная, - сказал он с вожделением.

- Это не имеет значения. - Я указал пальцем на непристойного вида кафе вверх по Кронпринценалле, неподалеку от военного штаба США. - Видишь это кафе? - Он кивнул. - Я буду ждать там.

Мусорщик отсалютовал мне, быстро пряча в карман брюк фотографию и сигареты, и хотел было вернуться к прерванному мною занятию - изучению вымощенного плитами тротуара, - но я удержал его за неряшливый шейный платок, намотанный на короткой шее.

- Не забудь, - сказал я, туже стискивая платок. - И не вздумай мошенничать. Я, в случае чего, тебя из-под земли достану, если "забудешь" предупредить меня. Ты понял?

Старик, казалось, почувствовал мое беспокойство и гнусно осклабился:

- Это она, должно быть, давно забыла тебя, но можешь быть уверен: я не забуду.

Его лицо, походившее на дверь гаража со множеством блестящих масляных пятен, побагровело, когда я еще крепче сжал пальцы.

- Я посмотрю, как ты не забудешь, - сказал я и наконец отпустил мусорщика, чувствуя себя немного виноватым за столь грубое обращение с ним. Я дал ему еще одну сигарету в счет компенсации нанесенного мною морального ущерба и, не обращая внимания на его неуемные восторги моим на редкость добрым характером, пошел вверх по улице в направлении обшарпанного кафе.

Сидя в одиночестве, я потягивал низкосортный бренди, покуривал сигареты и прислушивался к голосам вокруг меня. Время тянулось медленно, казалось, что прошла вечность, но не минуло и двух часов, как появился отвратительный мусорщик с торжествующей ухмылкой.

- Эта дама, сэр, - сказал он, торопливо указывая в сторону железнодорожной станции, - она пошла туда. - Он подождал, когда я расплачусь причитающимися ему за труды сигаретами, и добавил: - Со своим дружком. Полагаю, капитаном. Во всяком случае, кто бы он ни был, это красивый молодой парень.

Я не стал дожидаться, когда он закончит свою речь, и последовал в указанном направлении.

Вскоре я заметил Кирстен в обнимку с американским офицером. Я следовал в некотором отдалении, но полная луна помогала мне видеть, как они неторопливо брели по улице, затем подошли к разрушенному бомбой жилому дому, напоминающему слоеное пирожное: шесть его этажей обрушились один на другой и скрылись среди развалин. Стоит ли идти за ними, спрашивал я себя, нужно ли мне видеть все до конца?

Желчь подступила к горлу, и, пересилив себя, я решил остаться и рассеять наконец сомнение, камнем лежавшее на сердце.