|
Мой отец – вы полюбили бы его, как мне кажется, – был по-настоящему великим человеком. И он всегда учил меня тому, что ложь с каждым новым днем становится все более опасной. Чем большее количество новых подробностей ей скармливаешь, тем больше она вырастает, и в конце концов становится больше самого лгущего и пожирает его. – Она наконец опустила глаза, глядя в сторону. – Но как бы я ни любила Рэмси, приходится следовать собственным убеждениям. Разве это можно назвать эгоизмом или нелояльностью?
– Вовсе нет, – поторопился Кордэ с ответом. Вита казалась такой хрупкой в пятнах пробивавшегося сквозь листву света. Она была меньше ростом, чем могло бы показаться с первого взгляда. Сила ее личности подчас заставляла забывать об этом. – Вовсе нет, – повторил ее спутник с еще большей убежденностью. – Никто не вправе ожидать от человека лжи в подобном вопросе ради того, чтобы его выгородили. Мы должны делать все возможное, чтобы сократить ущерб, однако это не позволяет игнорировать законы страны и Божественный закон. Речь вышла какой-то помпезной. Священник без мгновенного колебания обратился бы с этими словами к любому прихожанину, однако с этой женщиной, которую он так хорошо знал, которую видел каждый день, дело обстояло иначе. К тому же она во всем стояла выше его. Правда, то, что миссис Парментер была старше Доминика годами, не значило для него ничего. Дело было в другом: она была много старше его в жизни церковной. Ее реакция изумила мужчину. Повернувшись, она посмотрела на Доминика широко раскрытыми ясными глазами – так, словно он предоставил ей реальное и вполне ощутимое утешение. – Благодарю вас, – проговорила Вита полным искренности тоном. – Вы просто не представляете, как поддержали меня своим убеждением в том, что правильно и справедливо. Я не ощущаю одиночества, и это самое важное. Я способна вынести все что угодно, если только мне не придется делать это одной. – Конечно же, вы не одиноки! – заверил Кордэ свою спутницу. И несмотря на потрясение, заледенившее все у него внутри, и странную усталость – словно бы он провел всю ночь на ногах, слова эти произвели в нем нечто вроде облегчения, позволившего расслабить давно стянувшиеся узлом мышцы. Сам он никому не пожелал бы такой трагедии, и менее всего семье, давшей ему столь много, однако этот человек твердо верил в то, что должен найти в себе силу и сочувствие, способные помочь этим людям, и на камне сем основывал свое призвание. – Я буду здесь все время. Миссис Парментер улыбнулась: – Благодарю вас. А теперь мне хотелось бы собраться с мыслями… – Безусловно, – немедленно согласился Доминик. – Вам лучше побыть в одиночестве. Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и направился по кирпичной дорожке назад, в холл. И уже приблизился к библиотеке, когда оттуда появился Мэлори. Едва молодой человек заметил священника, лицо его помрачнело. – Что вы делали в зимнем саду? – резким тоном спросил он. – Что вам нужно? – Я не искал вас, – настороженно произнес Доминик. – А я полагал, что вы подумаете над тем, чем можно помочь отцу. После всей этой истории он едва ли сумеет исполнять свои пасторские обязанности. Не этого ли требует от вас долг? – Резкая интонация младшего Парментера пополнилась осуждением. – Моя первая обязанность связывает меня с этим домом, – возразил Доминик. – Как и вас. Я разговаривал с миссис Парментер и попытался заверить ее в том, что все мы будем поддерживать друг друга в такое время… – Поддерживать друг друга? – Темные брови Мэлори поднялись, и на лице его проступило саркастическое выражение. |
