– А я считала Бога всемогущим, – задиристым тоном произнесла Трифена. – А это означает, что все это, – она вытянула вперед руку, – Его вина.

– Вы хотите сказать, что Он, как кукольник, дергает всех нас за веревочки? – спросил Доминик.

– Полагаю, что так…

– Почему?

Женщина нахмурилась:

– Что почему?

– Почему? – повторил ее собеседник. – Зачем Ему эти хлопоты? На мой взгляд, это занятие совершенно бесцельное и жутко одинокое.

– Я не знаю почему! – Миссис Уикхэм пришла в раздражение, и голос ее сделался тонким и резким: – Священник – вы, а не я. Это вы верите в Бога. Спросите Его! Или Он вам не отвечает? – В ее полном гнева голосе теперь звучала победная нотка. – Быть может, вы говорите недостаточно громко?

– Это зависит от того, насколько далеко отстоит от нас Бог, – возразила появившаяся в двери Кларисса. – Тебя вон еще с половины лестницы слышно.

– Что ты хочешь сказать? – сердито бросила сестре недовольная ее вторжением Трифена. – То, что Бог проживает на середине лестницы?

– Едва ли, – возразила мисс Парментер дрогнувшими губами. – В таком случае Он мог бы остановить Юнити в ее падении и она просто растянула бы лодыжку, а не сломала шею.

– Прекрати, ради бога! – выкрикнула младшая из сестер, после чего повернулась на месте и вылетела из комнаты через дверь, находившуюся в дальнем ее конце… Створку она захлопнула за собой так, что картины на стене затряслись.

– Мне не следовало говорить этого, – с раскаянием заметила Кларисса. – Никогда не замечаю, когда следует придержать язык… Простите.

Доминик не знал, что и сказать. Ему казалось, что он привык к безответственному юмору старшей хозяйской дочери, однако оказалось, что это вовсе не так. Часть его существа готова была рассмеяться, обретая облегчение от скорби и тревоги, но он понимал, что это было бы абсолютно неуместно – более того, попросту мерзко. Теперь Кордэ был повинен в ее осуждении в большей степени, чем это было на самом деле.

– Вы поступили крайне ошибочно, Кларисса, – произнес он резким тоном. – Совершенно бездумно. Бедная Трифена оплакивает подругу, а не испугана и не потрясена, как все мы.

Мисс Парментер вздрогнула, и на лице ее появилось несчастное выражение. Она отвернулась:

– Да, я понимаю это. Мне хотелось бы сказать, что я симпатизировала Юнити, но это не так. Я нахожусь в ужасе, не зная, что может случиться с отцом, и это заставляет меня говорить, не подумав. – Девушка глубоко вздохнула. – Нет, не так. Я сделала это… вполне осознанно. Значит, так работает мой ум.

Теперь в ее голосе ощущался вызов. Вновь повернувшись к нему, она посмотрела Доминику в глаза:

– Интересно, не следует ли всем нам надеть траур к обеду? Наверное, мне лучше это сделать. Но целый год ходить из-за нее в черном я не буду, – добавила Кларисса. – Хорошие манеры требуют неделю, а год – это ханжество. Надо сходить и попросить Брейтуэйт подыскать мне что-нибудь.

Пожав плечами, она направилась прочь.

Обед получился весьма трудным. Рэмси оставался в своей комнате, и ел ли он то, что отослали ему наверх, никто в столовой сказать не мог. Остальные сидели за длинным столом красного дерева в почти полном молчании. Слуги подавали очередные перемены и уносили едва тронутые блюда. Вита пыталась затеять некий пустяковый разговор, однако никто не поддержал ее.