Изменить размер шрифта - +
Однако доступ к внутреннему двору был закрыт. На крыше их встретила высокая решетка, верх которой был усеян несколькими рядами острых шипов, торчащих вовне и загнутых вниз. А во внутреннем дворе – надо же такому случиться! – стоял не кто иной, как Джованни Мочениго собственной персоной. Держался он горделиво, однако видом своим этот старик напоминал сморщенную куклу, наряженную в богатые одежды и шапку правителя города. Мочениго вел разговор с Карло Гримальди и даже не подозревал в последнем своего убийцу.

Эцио превратился в слух.

– Ваша светлость, неужели вы не понимаете, что́ я вам предлагаю? – спросил Карло. – Пожалуйста, выслушайте меня внимательно, это ваша последняя возможность…

– Да как вы смеете говорить со мной подобным образом?! Как вам хватает наглости мне угрожать?! – возмутился дож.

– Простите меня, господин. – Гримальди залепетал извинения. – Я не хотел вас оскорбить. Заверяю вас: ваша безопасность всегда была и есть главным предметом моих забот.

Не слушая его, Мочениго пошел к дверям. Гримальди засеменил следом. Вскоре оба скрылись внутри дворца.

– У нас очень мало времени, – сказал Антонио, прочитав мысли своего спутника. – А через эту решетку не переберешься. Но даже если бы и случилось такое чудо, гляди, сколько там караульных. Diavolo!

Антонио досадливо взмахнул рукой, спугнув голубей. Те, недовольно крича, поднялись в воздух.

– Посмотри на этих птиц! Как у них все просто: взмахнули крыльями и полетели. Вот если бы мы могли так летать…

Эцио вдруг улыбнулся. Пожалуй, пришло время навестить своего старого друга Леонардо да Винчи.

 

 

Да Винчи обрадовался молодому Аудиторе даже не просто как другу, а как блудному младшему брату. Венецианская мастерская художника все больше напоминала флорентийскую. Главное место в ней занимало странное устройство, напоминавшее громадную летучую мышь. Когда-то Эцио со смехом воспринял слова Леонардо, что это вовсе не игрушка. Сейчас он пришел, чтобы поговорить об этой машине всерьез. Однако художник не знал о цели его прихода и потому заговорил о своем:

– Эцио, через очень приятного молодого человека по имени Уго ты прислал мне еще одну страницу Кодекса. Я думал, вскоре ты и сам появишься, а тебя все не было. Неужели ты был так занят?

– Да уж, дел было невпроворот, – ответил Эцио, только сейчас вспомнив про страницу, найденную среди бумаг Эмилио Барбариго.

– Возвращаю ее тебе. – Леонардо порылся в своем хаосе и довольно быстро нашел аккуратно свернутый пергамент. Даже печать на нем была восстановлена. – Новых чертежей оружия я здесь не обнаружил. Но, судя по записям… Я так думаю, что это арамейские или даже вавилонские письмена… страница очень важна для разгадывания вашей головоломки. Похоже, здесь что-то вроде карты… – Художник поднял ладонь. – Нет, только ничего не говори! Меня интересуют лишь изобретения, которые попадаются на страницах Кодекса. Об остальном я знать не желаю. Безопасность таких людей, как я, зависит от степени их полезности. Но если кто-то пронюхает, что синьор художник знает слишком много… – Леонардо выразительно провел пальцем по горлу. – Однако довольно об этом. Эцио, я привык, что ты не приходишь просто так. Поэтому давай выпьем по бокальчику этого жуткого венето – как же я скучаю по кьянти! – а если ты голоден, могу угостить рыбными котлетами.

– Ты закончил обещанные портреты?

– Граф – терпеливый человек. За его здоровье! – Леонардо поднял свой бокал.

– Скажи, Лео, эта твоя машина… она действует? – спросил Эцио.

Быстрый переход