– Давайте их догоним, – предложил Данте.

– Слишком поздно. На этом утлом суденышке нам не доплыть до острова. Зато можно хотя бы унести ноги отсюда.

– Тогда плывем, ваша светлость!

– Ты прав.

– Отчаливай! – крикнул Данте испуганным матросам. – Поднять паруса! Шевелитесь!

В этот момент из темноты причала выпрыгнул Эцио. Перепугавшись еще сильнее, матросы покинули лодку, нырнув в мутные воды лагуны.

– Прочь от меня, убийца! – закричал Сильвио.

– Это было твое последнее оскорбление. – Двулезвийным клинком он ударил инквизитора в живот, медленно повернул лезвия. – За гадости, которые ты говорил о моей матери и сестре, я бы отрезал тебе яйца, но это уже лишнее. Ты и так не жилец.

Данте стоял не шелохнувшись. Эцио присмотрелся к нему и увидел, что великан устал.

– Игра окончена, – сказал молодой человек. – Ты опять выбрал себе не того хозяина.

– Может, и так, – согласился Моро. – Но я все равно тебя убью, грязный ассасин. Ты меня утомил.

Эцио поднял руку и выстрелил. Пуля попала Данте прямо в лицо. Он рухнул на палубу.

Затем Аудиторе склонился над умирающим Барбариго. Молодой человек уже успел успокоиться и готов был следовать Кредо ассасина: убивать только в том случае, если исчерпаны все остальные способы воздействия, и умирающего следует достойно проводить в последний путь.

– Куда ты собирался, Сильвио? Что это за галеон? Я думал, ты жаждешь стать дожем.

Сильвио с трудом улыбнулся:

– Это была… уловка. Мы собирались плыть…

– Куда?

– Слишком поздно, – улыбнулся Сильвио и умер.

Эцио повернулся к Данте и приподнял его гривастую голову.

– На Кипр мы собирались плыть, Аудиторе, – прохрипел Данте. – Быть может, я спасу душу, в последний раз сказав правду. Они хотят… Они хотят…

Он закашлялся, захлебываясь кровью. Через несколько секунд его не стало.

Эцио обыскал обоих, но не нашел ничего, кроме письма, написанного Данте его женой. Не без смущения он прочел его:

Любовь моя!

Не знаю, наступит ли такой день, когда эти слова снова обретут для тебя смысл. Я искренне сожалею о том, что поддалась увещеваниям Марко, ушла от тебя и стала его женой. Но теперь, когда его нет в живых… быть может, еще не все потеряно и мы могли бы соединиться вновь. Вот только не знаю, вспоминаешь ли ты обо мне? Или раны, нанесенные тебе в этой битве, оказались слишком тяжелыми? Могут ли мои слова оживить если не твою память, то хотя бы твое сердце? Быть может, они вообще не нужны, поскольку ты всегда оставался у меня в сокровенном уголке сердца. Любовь моя, я найду способ напомнить тебе. Возродить тебя…

Навеки твоя,

Адреса не было. Эцио аккуратно сложил письмо и убрал к себе в сумку. Надо будет спросить Теодору: может, она знает эту странную историю и даже сумеет вернуть письмо отправительнице вместе с известием о смерти верного мужа неверной Глории.

Он перекрестил оба трупа, с грустью произнеся обычные слова:

– Requiescat in pace.

Эцио продолжал смотреть на поверженных им врагов, когда за спиной послышалось сопение Бартоломео.

– Смотрю, ты опять обошелся без моей помощи.

– Вы отбили Арсенал?

– Думаешь, я бы стоял здесь, если бы не отбили?

– Поздравляю!

– Evviva!

Разговаривая с Бартоломео, Эцио продолжал вглядываться в темную морскую даль.

– Да, мой друг, мы спасли Венецию, – сказал он.