— Возможно. Вот только надеюсь, они окажутся несопоставимы с вашими, Виктория Ивановна.

В этот момент у Купцова подал голос мобильный, и он, с огромным неудовольствием, но вынужденно ответил. На оченно некстатишный звонок:

— Да… Я, слушаю… Кто?.. Здравия желаю, Сергей Степанович. Одну минутку, я перейду в другое помещение — здесь прием плохой…

Купцов дал отмашку бойцу Коваленко, дабы тот присматривал за сладкой парочкой, и торопливо вышел — сначала в прихожую, а затем на лестничную площадку.

Подальше от ненужных ушей:

— …Где нахожусь? В квартире судьи Устьянцевой. Что значит на каком основании? Мероприятие проводится в рамках розыскного дела в отношении гражданина Городницкого, подозреваемого в совершении убийства и находящегося в федеральном розыске… Что? Кем санкционировано? Персонально мною и санкционировано… Ку-уда мне засунуть свою санкцию?.. Извините, а обнаруженного в неприкосновенном судейском жилище Городницкого куда прикажете девать?.. Туда же?! Ну знаете! У меня за годы службы это место, конечно, неплохо разработано, но ведь не настолько!.. Что? Ну что вы, Сергей Степанович, я не дерзю… э-э… не держу… тьфу черт… — Разговор приобретал уже абсолютно неконструктивный оборот. А потому Купцов решил для себя, что настала пора «включить дурака»: — Алло, Сергей Степанович!.. Говорите громче! Здесь очень плохой прием!.. Вас не слышно! Алло!..

Купцов сбросил звонок и разродился вычурно-витееватой бранью. Невольно напугав ею поднимавшихся в этот момент по лестнице двух понятых, конвоируемых Супоневым.

— Леонид Николаевич, понятые! Начинаем работать? Или… или как?

Какое-то время Купцов голоса не подавал, переваривая загруженные в мозг визгливые прокурорские вводные, а затем обреченно махнул рукой и шумно выдохнул:

— Безо всяких «каков»! Работаем! И пусть весь мир подождет…

* * *

Черная полоса в жизни старшей медицинской сестры кардиологического отделения Мариинской городской больницы Наташи Климовой началась не сегодня. И не вчера. Началась, как водится, со слез. Кои, впрочем, к настоящему времени она давно успела выплакать. Выплакать за те вечера, когда, сидя в пустой квартире, на старом кухонном диванчике, долгими ночами ожидала своего мужчину. Хотя… ожидала только в самом начале. Год, может два. Потом привыкла… Или стала равнодушней? А сначала — да, ждала, ждала любого: усталого, озлобленного, пьяного… А потом и сама устала и в шутку стала называть своего мужчину жильцом. Но в шутке была только доля шутки. Ах ты господи! Как же она устала!

Ну да, вот именно сейчас, в эту самую минуту, имелись все шансы к тому, чтобы раз и навсегда кардинально изменить ситуацию. О чем свидетельствовал этот ее телефонный разговор. За которым, собственно, мы Наталью и застали… Ах да! Заболтавшись, забыли уточнить: «того самого мужчину», которого Климова сначала терпеливо, со слезами ждала, а потом — перестала, звали Дмитрий Петрухин…

— …Сережа, но ведь мы с тобой уже обо всем договорились?! Сегодня я обязательно всё ему скажу… Да. И расставлю все точки над «и»… Что-что?.. Хорошо, пусть будет над «ё». Любой каприз… Нет. Его еще нет. И трубка отключена. В общем, как обычно… Сережа, ну потерпи еще совсем маленькую капельку… Я тоже очень-очень этого хочу… И не только этого!.. Ой! — Наташа, вздрогнув, прислушалась. — Кажется, он вернулся. Я тебе перезвоню!.. И не вздумайте уснуть, милорд!..

…Петрухин вернулся домой около полуночи. Ничего исключительного в этом не было — такая работа. Удивительным было то, что Наталья, судя по бубнежу приглушенно работающего на кухне телевизора, еще не легла, ждала его.