Мне надо было уйти или с Грейвсом или без него. Но я обещала не оставлять его одного.

     Снова крики. Завывание отчаяния — может, кровососы устраивали хаос по всей Школе. А я думала, что здесь было безопасно!

     Будь честной, Дрю. Ты знала, что здесь было небезопасно. Но ты устала, не так ли. Устала от всего этого.

     Я с трудом сглотнула. Убрала пальцы от скользкой дверной ручки и встряхнула их, потом выпрямилась.

     Если я проиграю, то я проиграю сражаясь.

     Я не знала, выяснил ли Пепел их план, но его задние лапы сбились в кучу, мех покрылся рябью, и он бросился вперед, сталкиваясь с двумя мужчинами. Я подняла руки — оба кулака — и почти задохнулась от вкуса гнилых, восковых цитрусов.

     И все... остановилось.

     Рев заполнил мои уши. Медальон моей матери вспыхнул расплавленным теплом; отметки клыков на левом запястье дергались, как рыболовный крючок в плоти. У меня было время рассмотреть каждый камень в стене, каждую волосинку, поскольку зрачки расширились и тусклый коридор стал обжигающе ярким. Вампирша зависла в воздухе; она очистила запутанную, замороженную массу парней, ведя битву, и растягиваясь, как супермен; ее ногти превратились в десять янтарных, полированных когтей, каждый около четырех дюймов в длину, и указывали на меня. Ее кожа была идеальной, матовой, ее волосы — парящее знамя, корчащееся от ужасной жизни.

     Все искрилось, заключенное в твердую, прозрачную пластмассу. Было некуда идти — если бы я могла нырнуть в сторону, у меня был бы путь к отступлению. Треск, как резинка, которая привела бы мир к своей обычной скорости, колебался на краю моего сознания, удерживался умственными мышцами, укрепленными бабушкиной практикой, которую она по-своему вбивала в меня, когда я была малышкой.

     Она знала, для чего меня тренировала?

     Что-то во мне, что я прежде не замечала, расширилось. Теплота расцветала на макушке головы, растекалась по моей коже вниз к окоченевшим, покалывающим пальцам ног. Зубы немного болели, клыки свободно скользнули, и комфорт превращения боролся с нелегким отвращением.

     Потому что у них тоже были клыки. Конечно, больше — но все же такие же клыки.

     Мои коленки с толчком ударились о каменный пол и я рухнула вперед, катясь.

     Щелк!

     Послышался неприятный звук хруста костей, завывание, и снова брызнула кислая, черная кровь. Меня забрызгала влага. Я издала короткий, несчастный крик паники и отвращения, продолжая катиться. Запах — каждая гниющая вещь в мире, завернутая и припудренная тухлыми яйцами, — душил все в ограниченном пространстве. Женщина ударила дверь, и снова послышался массивный звук гонга, Пепел находился внизу, сражаясь на полу с последним выжившим мужчиной. Он больше не рычал. Никто из них не издал ни звука.

     Вампирша скользнула вниз, приземлилась на ноги и побежала назад с неестественной, изменчивой скоростью. Я сильно ударилась в стену, ошеломленно останавливаясь и вытряхивая шум из головы, меня все еще окутывало утешительное тепло трансформации. Пульс гремел в ушах, как крылья.

     Она опять посмотрела на меня; и ненависти, танцующей в тех черных глазах, было достаточно, чтобы почувствовать слабость.