– И последнее. Вы сказали моему координатору, что меня рекомендовала сама Жизель. Это так?

– Да, она сказала, что вы лучший адвокат в городе.

– Откуда ей это известно?

Лакосс удивился:

– Она сказала, что знает вас, что вы занимались какими-то ее делами. Сказала, что однажды вы здорово ее выручили.

– А вы уверены, что речь шла именно обо мне?

– Да, точно о вас. Она сказала, что вы разнесли всех в пух и прах. Еще она звала вас Микки Мантл.

У меня перехватило дыхание. Так меня называла одна клиентка, тоже проститутка. Но я не видел ее очень давно. По крайней мере, с тех пор, как посадил на самолет с достаточной суммой денег, чтобы начать все с начала и никогда не возвращаться.

– Ее ведь на самом деле звали не Жизель Деллинджер?

– Понятия не имею. Я ее знал именно под этим именем.

В стальную дверь решительно постучали. Время вышло. Кому-то из адвокатов нужна была комната, чтобы пообщаться с клиентом. Я взглянул на Лакосса. И больше не сомневался, станет он моим клиентом или нет. Я брал это дело. Без колебаний.

Это все меняло. Помимо спорного в правовом отношении вопроса относительно представления интересов одного клиента, которого обвиняли в убийстве другого клиента, речь шла о моих чувствах к Глории Дейтон и внезапном прозрении, что то, как она меня использовала, не сильно отличалось от того, как ее почти всю жизнь использовали мужчины.

Глория была моим проектом, клиенткой, забота о которой выходила далеко за пределы стандартных отношений адвокат-подзащитный. Почему так произошло, сказать не могу. Разве что меня привлекли ее кривая улыбка, иронический склад ума и критическое отношение к самой себе. За несколько лет я разрулил по крайней мере шесть дел с ее участием. Проституция, наркотики, подстрекательство к проституции… Она увязла по уши, но мне всегда казалось, что она должна иметь шанс преодолеть все это и вырваться.

Я не геройствовал, просто делал для нее все, что мог. Устраивал на коррекционные программы по результатам предварительного слушания, в учреждения социальной реабилитации, направлял на лечение, а однажды, когда она выказала интерес к писательскому ремеслу, даже записал в Городской колледж Лос-Анджелеса. Увы, помогало ненадолго. Проходил год, может, больше, и раздавался звонок: она снова в тюрьме, и ей нужен адвокат. Лорна стала меня убеждать, что нужно от нее освободиться, передать другому адвокату, что она – пропащий человек. Но я не мог. Правда в том, что мне нравилось общаться с Глорией Дейтон, или Глори Дейз – имя, под которым ее тогда знали в профессии. Она смотрела на мир как-то однобоко и также однобоко улыбалась. И эта бродячая кошка никому не позволяла себя гладить, никому, кроме меня.

В наших отношениях не было ни романтики, ни секса. Ничего такого. По правде говоря, я даже не уверен, что мы могли считаться близкими друзьями. Мы слишком редко для этого пересекались. Но я о ней заботился, и известие о ее смерти причинило мне боль.

Последние семь лет я считал, что я помог. Она взяла деньги, которые я ей дал, и улетела на Гавайи, где, по ее словам, ждал клиент с долгосрочной перспективой. Он хотел ее приютить и помочь начать все сначала. Время от времени я получал весточку, порой рождественскую открытку. Глория писала, что все замечательно и ничем запрещенным она не занимается. И от этого казалось, что мне удалось довести до конца нечто, чего редко можно добиться в залах суда и коридорах закона. Я изменил жизненный путь.

Когда вернулся Эрл и принес кофе, я закрыл ноутбук и сказал, что мы едем домой. Потом позвонил Лорне и попросил собрать всех завтра утром в восемь утра.

Андре Лакосс должен был предстать перед судом для предъявления обвинения во время второго слушания, то есть где-то между десятью утра и полуднем.