— Петровичем кличь, я ещё там к этому привык.

— Приятно познакомиться. Я Максим…

— Да знаю я, — махнул ладонью собеседник, потом поёрзал на камне, который выбрал вместо стула, и поинтересовался: — Дежурить нужно, ты вытерпишь часа три?

— Придётся. Другого варианта всё равно нет, — пожал я в ответ плечами. — Только как ты время посчитаешь? Тут часов нет ни у кого.

— Не волнуйся. Пожил я порядком, много знаю, ещё больше видел. Вот по этой палочке и сориентируемся, — он ткнул пальцем в большую ошкуренную палку, вбитую в узкую щель крупного валуна. — Вишь, как тень ложится? Если и ошибаюсь, то не сильно, но часа через три это вот тут будет, — и он провёл ногтём невидимую черту на камне рядом.

— Нам астрономичка точно помогла бы, — вздохнул я, рассматривая первобытные лунные часы. — Мир похож на Землю, вроде как и звёзды те же. Здесь только луна отличается, но если её ход, как на Земле, то и время можно высчитать. Она бы, думаю, смогла, если не насвистела про свои слёты астрономов.

— А смысл ей нас обманывать? А время я тебе и без неё рассчитаю… Парни, вы ложитесь и спите, часика через три разбудим, — Петрович прервался в разговоре со мной и обратился к Андрею с Толиком. Которые сидели и клевали носами у разгоравшегося костра, — мы и дровишек подкинем сами, так что, спите… так вот, я успел вчера ночью прикинуть часы и проверить немного. Земля тут или не Земля, но вот эта палка лучше всяческих швейцарских часов время покажет…

Сидели мы с кузнецом чуть в стороне от костра, спиной к огню, чтобы не выдать себя возможному врагу и не засветить зрение. Слушали ночные звуки джунглей — вой, рёв, писк и сотни видов щелчков и стуков. Наши спящие товарищи иногда вздрагивали от излишне громких шумов, но сон не прерывали.

— Максим, ты молодой, знаешь побольше моего про нынешнюю науку, вот скажи, как это могло с нами произойти? Или это всё нам кажется?

— Если кажется, то только одному из всей компании, это его персональный глюк: этот мир, мы с тобой, камни, луна. Разные галлюцинации никогда не совмещаются. Если же всё вокруг нас реальность, то…, — я замолчал, поднял голову вверх и несколько секунд смотрел на кровавую луну, нависавшую, казалось, прямо надо мной, — нам нужно только посочувствовать. Даже те колонисты, чьи товарищи стали реципиентами наших душ, приготовлены к выживанию больше, чем мы.

— Кто, кто? Ре?…

— Донор наоборот, тот, кто принимает часть другого. От обычных доноров серце-почки реципиенты берут, а в нашем случае — душу, сознание, память.

— Понятно, — кашлянул в кулак Петрович, потом поправил тромблон рядом со своей ногой, чтобы оружие не свалилось с лязгом на камни при неловком движении. — А обратно нам никак?

— А я знаю?, — развел я руками. — Петрович, я похож на человека, который то и дело по времени и другим телам путешествует?

— Извини, Максим, старика, ляпнул — не подумал.

— Да какой ты старик? У меня знакомые ес… были, там, хм, которые в полтинник детей заделывали своим молодым жёнам!

— Это здесь мне пятьдесят один. А дома уже скоро должно было исполниться семьдесят четыре годка.

— Удивительно, но я и сам помолодел здесь!, — удивился я.

— И Андрей с Анатолием, и наши спящие красавицы. Эльза там бабкой была, а тут скинула годков поболее моего, — усмехнулся собеседник. — У меня и имя похожее — Уильем Блан, отец Пьер. На Земле Иван Петрович Блинов я.

— Макс и Марк… не знаю, насколько похожи по лингвистическим правилам, но вот в звучании и частью слогов — очень даже.