Скорее сам бы порезался своим дурацким ножиком. Но визг вокруг поднимается такой, словно на отель Нью Отани напала бригада террористов. Журналисты поняв, что в холле происходит что то экстраординарное, сметают охрану отеля и прорываются к нам, стараясь по пути заснять как можно больше. Я только удрученно качаю головой.
– Слав, да отпустите вы уже это японское несчастье!
– А вдруг у него еще оружие есть?
– Да, посмотри на него! Он что – похож на якудза?!
Вот зря я это слово громко произнес… Теперь мы с парнями даже друг друга не слышим. А тут еще и нападавший начал громко подвывать, как дикое раненое животное. Короче, бедлам настает полный.
Вячеслав уже сам понимает, что они скрутили безобидного и не совсем здорового человека. Схватив за шкирку, он рывком ставит его на ноги, отчего на японце распахивается кофта, и все видят портрет Веры на черной футболке. Поклонник, блин…
– Это ты, ты виноват, что моя прекрасная звезда погасла! – прорывается сквозь его дикие рыдания – Как мне теперь жить, если ее больше нет?!
– Не знаю… – тихо говорю я, поправляя съехавшую с его тощего плеча кофту – Думаешь, мне самому легко с этим жить?
– Зачем?!! – воет он, обхватив голову руками и заливаясь слезами – Зачем она полетела в этот проклятый Париж?!!
К нам, наконец, пробивается охрана отеля, и Вячеслав передает им в руки невменяемого злоумышленника. Договариваемся, что полицию мы будем ждать в холле своего этажа и по быстрому покидаем поле боя. Иначе сейчас опять журналисты замучают.
– Только больных нам и не хватало! – вырывается у кого то из парней.
– Чего бы ты понимал! – обрывает его Славка – Может, у человека настоящее горе? А в любви к Вере был весь смысл его никчемной жизни.
Мне остается только согласиться со своим бодигардом. Чужая душа – потемки…
…А дальше был приезд наших посольских, каких то чинов из токийской полиции, и еще бог знает кого. Мне по поводу нападения даже сказать им нечего, охрана в тот момент видела гораздо больше. Так что меня вскоре отпустили спать, а все показания давал уже Вячеслав. Единственное – я сразу заявил полицейским, что никаких претензий к нападавшему у меня нет. Человек этот явно убит горем и вообще не понимал, что делал. Он не сталкер, и уж тем более не хейтер. Может, я глубоко неправ, но меня почему то тронула его любовь к Вере. Хоть кто то ее любит, пусть и такой странной, ненормальной любовью…
* * *
Утро у нас начинается с общего завтрака в гостиной моего номера и просмотра последних новостей по телевизору. Везде идет одно и тоже, словно японцам показать больше нечего – нападение маньяка на Селезнева, короткий разговор журналистов с Селезневым у отеля, кадры из фильма про Селезнева, отрывки из его интервью каналу NHK.
– Я что, все проспал?! – качает головой офигевший от такого потока новостей Александров.
– Пить меньше надо – ворчит Латышев – пока ты дрых в посольстве, мы здесь полночи на ушах все стояли.
– Ну, Витька, с тобой точно не соскучишься – то террористы в Лондоне, то маньяки в Токио! – хохочет Валентиныч.
Смешно алкашу… Посмотрел бы я, как он веселился бы в Савойе. Или в Киото. Вон Славку аж передернуло от его слов, наверное тоже вспомнил корейцев. Надо попросить, чтобы мой бодигард добавил побольше информации о поведении Александрова, когда станет писать свой отчет после командировки.
– Слушайте, да он из покойной Веры настоящего идола себе сделал! – продолжает остроумничать Валентиныч.
Теперь на экране телевизора комната моего неудавшегося «убийцы» – журналисты уже и дома у него успели побывать. Крохотная каморка площадью метров пять от силы, низкий потолок, узкая кровать у стены, письменный стол. |