Изменить размер шрифта - +
Через огромные, ярко освещенные окна холла видно, что и внутри зевак тоже собралось достаточно. Значит, и там придется до лифта пробиваться с боями.

– Готов…? – приоткрывает дверцу лимузина Вячеслав.

– Всегда готов! – мрачно отзываюсь я, отдавая пионерский салют. Спасибо, хоть лыбиться сейчас не придется, но пару слов репортерам все равно сказать нужно, без этого уже никак.

– Слав, две – три минуты на общение с журналюгами, а потом быстро заходим в отель.

Бодигард кивает и отдает команду в микрофон гарнитуры. Парни слаженным движением отсекают народ от лимузина, давая мне возможность выбраться наружу. Яркие вспышки фотокамер и софиты слепят глаза, не позволяя прийти в себя и сосредоточиться. Да пошло оно все…! Я демонстративно достаю темные очки и цепляю их на нос, отгораживаясь ими, как щитом, от всего этого безумия. Репортеры, перебивая друг друга, выкрикивают вопросы, просят меня прокомментировать фильм NHK. Понятно, что больше всего их интересуют последние кадры из Парижа. Я поднимаю руку, прося тишины, и толпа послушно замолкает. Слышно только стрекотание камер и щелканье затворов фотокамер.

– …Простите, но мне до сих пор очень тяжело говорить о случившемся. Повторю только, что смерть Веры – это страшное горе для всех, кто ее знал и любил. Светлый, добрый человек погиб из за жадности французских папарацци. Да! Это непреднамеренное, совершенное по неосторожности, но все же убийство. И проведенные полицией экспертизы не оставляют сомнений на этот счет. Мы все должны извлечь урок из страшной трагедии. Такого не должно больше повториться.

Замолкаю и обвожу взглядом журналистов. Лица застывшие, на них невозможно прочесть эмоции. В отличие от фанатов, здесь слезы никто лить не собирается – в лучшем случае посочувствуют. Даже не понятно: то ли это специфика японского менталитета, то ли просто профессиональная деформация, никак не зависящая от национальности.

– Поверьте, ваши коллеги из NHK могут рассказать гораздо больше, чем я, поскольку у них была возможность поговорить с простыми людьми и увидеть реакцию парижан на убийство Веры. Они видели все происходящее в городе, а на мою долю досталось лишь общение с французскими властями. А им было абсолютно наплевать на гибель Веры, и только шквал возмущения заставил их заняться расследованием. Иногда мне казалось, что я общаюсь с холодными, бездушными роботами, а не с живыми людьми.

Незаметный тычок в спину со стороны Славки дает мне понять, что пора уже закругляться. И правда, пора… Пользуясь тем, что репортеры немного растеряны после моих откровений, я уважительно кланяюсь и быстро исчезаю в дверях отеля. Чтобы тут же завязнуть в другой толпе…

– Да, что же это такое, а?! – шипит за моей спиной бодигард, пока парни пробивают живой коридор к лифтам – Чего им всем не спится…?

– Видимо фильм у NHK таким хорошим получился, что это взбудоражило людей.

– Так здесь сейчас иностранцев больше, чем японцев, им то откуда знать?!

– А английские субтитры на что…? – устало объясняю я Славке. Что то меня общение с репортерами совсем добило. Снова накатили плохие воспоминания и разбередили душу…

Мы уже миновали ресепшн и практически проделали половину пути, когда из толпы на меня бросается щуплый японец, замахиваясь коротким ножом. Темные очки сослужили плохую службу – я только успел заметить его лицо, искаженное от ярости.

Зато парни сработали моментально – мгновенье, и нож уже выбит из руки несостоявшегося убийцы, а сам он жестко уложен лицом в пол. Мне даже не пришлось самому реагировать. Да, и было ли на что там реагировать…?

– Это ты виноват, что ее убили! – кричит на ломанном английском мелкий, тщедушный парнишка, весь какой то нелепый и жалкий…

Он и изначально не представлял никакой угрозы – ни для меня, ни для моих охранников.

Быстрый переход