А наши-то подготовились! Слово дают инженеру Конторовичу. Худой мужик, с большим носом крючком. Конторович явно выполнил домашнее задание. Его речь плавна, содержательна и полна шуток. Еврей смеется над евреями. Мол, если вас не устраивает одна Родина, какие шансы, что будет все хорошо со второй? Заканчивает он анекдотом, который понятен даже американцам:

– Приходит один старый еврей в ОВИР.

Конторович ждет, пока переводчик даст пояснения этой организации.

– Скажите, я могу эмигрировать в Израиль, на историческую родину? – Да, конечно. Вот вам анкета, заполняйте. – А в Германию можно? – Теперь можно. Вот вам анкета, заполняйте. – А в Штаты? – Да, конечно. Вот вам анкета, заполняйте. – А в… – Дедуля, вот вам глобус-выбирайте страну, определяйтесь, приходите и заполняйте анкету. Через некоторое время еврей возвращается с глобусом в руках и спрашивает: – Скажите, а у вас нет другого глобуса?

Наши начинают смеяться первыми, американцы присоединяются с некоторым опозданием.

После еврейского вопроса, мы отвечаем негритянскими погромами в Нью-Йорке. Тут уже дают слово мне и я вставляю свои «пять копеек» (у американцев, кстати, есть похожая идиома, но «подешевле» – вставить два цента) – делюсь воспоминаниями, «пережитым ужасом». Сетую, что последнего чернокожего линчевали всего двадцать лет назад – в 1959-м году. Интересуюсь, как сейчас с расовым вопросом в Штатах? Краем глаза вижу одобрительные кивки учительницы и шахтера.

Эту нашу предсказуемую «подачу» американцы тоже легко отбивают. Вспоминают Лютера Кинга, закон о гражданских правах. Последние волнения списывают на экономические причины – дескать, в США рецессия, которая в первую очередь бьет по негритянскому населению. Причем эту теорию задвигает, какой-то чернокожий профессор. Американцы тоже хорошо подготовились.

Далее разговор крутится вокруг тем образования, положения рабочего класса, вспоминают и женский вопрос. Феминизм в Штатах только поднимает голову и местные активистки очень хвалят СССР. Ведь мы первыми в Европе уровняли права мужчин и женщин, у нас полно дам среди депутатов и руководителей. Первоначальный накал спадает, народ начинает скучать. Я смотрю на часы. Телемост подходит к своему концу. Немного обсуждают приезд Годунова в США, его балет. Я мысленно потираю руки. Теперь не сбежит почем зря.

В заключение Тед Тернер берет слово и задает вопрос уже мне лично. Про творческие планы и гастроли в Штатах. Дают фрагмент из песни «Мы мир». Градус в американской студии поднимается. Девушки в первом ряду начинают повизгивать, Тернеру приходится повышать голос. Дают слово мне, я заверяю всех, что гастроли будут, новые песни уже написаны. На этих словах мы видим на мониторах, как фанатки срывают с себя майки, под которыми… да, ничего нет. У наших зрителей челюсти едут вниз, я слышу как ойкает учительница и матерится шахтер. Бовин закрывает своим телом один из мониторов. Но ведь есть и второй!

Над студией повисает дружный «ох». Впрочем, кое-что на фанатках все-таки есть. Это надпись на голых бюстах – Viktor!! И красные звезды по краям.

В американской студии тоже шум, Тернер подзывает охрану и та начинает выводить полуобнаженных девушек.

Мне же тем временем хватает ума продолжать говорить, как будто ничего не происходит. Несу что-то про Японию, про то, что фильм «Жить в СССР» выдвинут на Оскар, сетую, что в американскую студию не позвали Монику с отцом и они не могут поделиться своими впечатлениями от СССР.