Уже выйдя из окружения, Романцев был переведен в Особый отдел НКВД Двадцать третьей армии Северного Ленинградского фронта, а оттуда впоследствии направлен в Смерш.

В какой-то момент ему показалось, что большую часть из пережитого он сумел позабыть, предать забвению. Во всяком случае, не вспоминал об испытанных ужасах в суете протекающего дня, они могли напоминать о себе только ночью во сне. Тогда он просыпался от ужаса, подступившего к горлу, и долго не мог уснуть. Но сейчас прошлое накрыло его воскресшими воспоминаниями, выбираться из-под обломков пережитого будет непросто.

Видимо, на его лице отобразились какие-то перемены, не ускользнувшие от внимания подполковника, и тот, заметно воодушевившись, спросил, буравя Романцева острым пронзительным взглядом:

— Так о чем все-таки молчим, товарищ капитан?

— Помню я его, — глухо ответил Тимофей.

— Слышу в вашем голосе какое-то пренебрежение, товарищ капитан. И это к политруку? Ой, не порядок!

— У меня нет пренебрежения к политруку… Есть только брезгливость к дрянному человеку.

— Ах, вот как! Так где вы с ним повстречались? — напирал подполковник.

— Политрук Заварухин прибился к нашему отряду, когда мы выходили из окружения под Киевом.

— Кто был командиром отряда?

— Я взял командование на себя.

— Сколько бойцов было в вашем отряде?

— Сначала пятьдесят три бойца, потом меньше…

— Как прошла проверка, когда вы вышли из окружения?

— Из окружения мы выходили со своим оружием и документами. Проверить нас было несложно.

— В чем состояла причина вашего конфликта с политруком Заварухиным?

— Политрук пытался взять командование отрядом на себя.

— Почему?

— Заварухин отчего-то посчитал, что является более опытным командиром. К тому же он был старше по званию. Но бойцы отказывались его слушаться.

— И что было потом?

— Он стал требовать от меня, чтобы я приказал красноармейцам подчиняться ему. Я отказался.

— Почему?

— Они ему не доверяли. Ведь окружение — это не плац, где строевым шагом нужно ходить! Вся дисциплина на личном авторитете держалась.

— Хм, занятная вырисовывается история. А что конкретно вы ему ответили?

— Честно?

— Хотелось бы, как на духу! — заулыбался Кондратьев.

— Послал его «по матушке»!

— Примерно так я и подумал… Как-то непочтительно, что ли, получилось. Почему же вы решили его проигнорировать?

— Какой он командир, мне неизвестно, но я не имел права доверять жизнь своих бойцов и свою лично… извините меня за подробности… какому-то капризному человечишке.

— Как же он отреагировал?

— Сказал, что не простит мне неподчинения и обязательно доложит куда следует.

— А ведь он и доложил.

— Нисколько не сомневался и ждал последствий… Только непонятно, почему об этом вспомнили через столько времени?

— Видно, не сочли нужным… Я же вижу ситуацию совершенно иначе. Хотя в вашем личном деле эта ситуация отражена. Тут может и трибуналом закончиться.

— Это уже зависит не от меня… Во всяком случае, я вывел бойцов живыми из окружения, — хмыкнул Романцев и добавил: — Значит, я не ошибался в своих оценках… Вот она, благодарность от политрука Заварухина за то, что я вывел его живым.