Звонок был явно не к добру. Утром они повстречались во дворе штаба, но о предстоящем разговоре подполковник не обмолвился ни словом. Выглядел доброжелательным и располагающим, пожелал хорошей дороги и крепко тиснул на прощание руку.
«Чего же случилось? — терялся Тимофей в догадках. — Может, кому-то не понравилось содержание моих писем, отправленных домой? На фронте случается и такое. Следовало быть как-то поаккуратнее».
— Слушаю, товарищ подполковник.
— Вы не заняты? — перешел Кондратьев на официальный тон.
— Занимаюсь текущими делами.
— Понимаю вас, они никогда не заканчиваются. Значит, у вас найдется несколько минут для разговора?
— Найдется.
— Тогда зайдите к нам. Нетелефонный разговор!
Видимо, за прошедшие несколько часов произошло нечто такое, что заставило подполковника Кондратьева пригласить Романцева в отдел контрразведки.
Взяв с вешалки фуражку, Тимофей, терзаемый дурными предчувствиями, вышел за дверь.
Подполковник Кондратьев сидел за своим столом и что-то сосредоточенно писал. Увидев вошедшего капитана, показал ему рукой на свободный стул, стоявший напротив, и произнес:
— Еще минуту… Посиди пока. Нужно срочно дописать донесение.
Тимофей понимающе кивнул и сел на указанный стул.
Кондратьев занимал вполне просторную комнату, которую делил с двумя офицерами штаба, чьи столы стояли у самой стены. Три окна без занавесок, выходившие на две стороны, давали много света, отчего кабинет казался немного больше, чем был в действительности, да и потолок смотрелся повыше. Стол подполковника размещался у самого окна с видом на сжатое пшеничное поле. Надо полагать, что в минуту перерыва он не без удовольствия взирал на его бескрайность.
Наконец Кондратьев дописал, облегченно выдохнул, сложил исписанные листки в папку и упрятал их в верхний ящик стола, который тотчас закрыл на ключ.
— Наши вот-вот пойдут в наступление, а у меня тут писанины только прибавилось. — И уже по-свойски поинтересовался: — У тебя, наверное, не меньше?
— Хватает, — буркнул Тимофей, соображая, в какую сторону повернется разговор.
— Знаешь, как бойцы про нас шутят? Говорят, что ручка у нас главное оружие! Ха-ха-ха! Как это тебе?
— Да, я об этом слышал, — сдержанно ответил Романцев.
Улыбаться не хотелось. Что-то было не до веселья. Да и откуда ему, собственно, взяться?
— Что ты такой напряженный, капитан? Расслабься! Или чего-то видишь за собой? Колись, пока не поздно!
Фраза была сказана в качестве невинной шутки, самое время, чтобы наконец улыбнуться и перенять оживленный тон подполковника, любившего прикинуться свойским парнем, чтобы собеседник не ощущал разницу в звании. Но его простота и маска рубахи-парня были показными.
Не прост товарищ Кондратьев! Ох, не прост!
Впрочем, здесь мог существовать и потайной смысл, рассчитанный на человека со слабыми нервами. Вот сейчас прибывший занервничает, начнет вспоминать мнимые и явные грехи, а там, глядишь, и выложит нечто такое, чего от него совсем не ждут.
— Товарищ подполковник, — нахмурился Тимофей, — если вы считаете, что я пришел сюда для того, чтобы…
— Да не кипишись ты, а то, не дай бог, наговоришь тут мне сейчас всякого, а потом тебя задержать придется до выяснения обстоятельств! Ха-ха! Чего ты опять хорохоришься? Шутки у меня такие. Профессиональные… Моя жена говорит, что я совсем шутить не умею и своими шутками людей до инфаркта могу довести. А я знаешь, что по этому поводу думаю? Она просто настоящего юмора не понимает.
Подполковник Кондратьев был переведен в Тринадцатую армию Первого Украинского фронта с Первого Белорусского около двух месяцев назад. |