|
— А… они? — спросил он обалдело. — Они борются против… какого? — Тоже против прогнившего, — пояснил я, — а в довершение ко всему еще и поклоняющемуся ложному богу. — Но ведь… они тоже славят Христа? — У них не тот Христос, — пояснил я, — и не те святые. И Бог какой-то кривой, и Сатана у них дурнее… В общем, в белом только мы, а они в коричневом. Как бы ни доказывали обратное. Он хмыкнул. — Да что побежденные могут доказывать? Понятно же… Я направился к ним, на ходу придумывая, как поступить правильно, а не так, как принято или даже положено. Они подняли головы, но остались сидеть, хотя вообще-то принято, что младшие по званию или титулу приветствуют старшего одинаково почтительно, неважно, свой он или противник. — Так-так, — сказал я неприятным голосом, — в вашей армии правила чести отменены? По их лицам было видно, что поняли, о чем речь, некоторые даже пытались привстать, но одни сами садились, других одергивали, напоминая, что я не просто противник, а исчадие ада, антихрист, попиратель Церковных святынь и осквернитель Святого Слова Божьего, так что к нему правила воинской учтивости неприменимы. — Что ж, — сказал я, не дождавшись ответа, — по крайней мере видно, на чьей стороне Господь. Двое ближайших ко мне переглянулись, один произнес с достоинством: — Господь нас только испытывает. — Он испытывает только праведников, — добавил второй, — а не грешников. Из-за их спины на меня взглянул с ненавистью третий рыцарь, широкомордый, вроде бы чистопородный рубака, но со взглядом фанатика. — Грешникам, — сказал он резко, — дает время раскаяться! — Ага, — ответил я, — хорошо, я дам вам время раскаяться… Сэр Меревальд, не сочтите за труд, кликните кузнеца. Лучше троих-четверых. И пусть принесут цепи. В их же обозе десяток телег с цепями! Он ухмыльнулся. — Их везли для вас, ваше высочество! Ну и для нас тоже. Я бросил короткий взгляд в его удаляющуюся спину. Когда прибыли Лихтенштейны с Сулливаном, а потом Геллермин, все четыре верховных лорда как-то поблекли, а когда явился с огромной и прекрасно вооруженной армией герцог Клемент, явно ощутили себя отодвинутыми на окраину, с которыми не очень-то и считаются. Меревальд первым понял, что теперь их мнения и желания для меня ничто и что выгоднее всего поставить себя и свою дружину в мое полное подчинение. Пока искали кузнецов и вытаскивали цепи, я рассматривал пленных, все таких же надменных и высокомерных, словно они только-только едут на победную войну, за каждым хвост благородных предков, что все видят и не позволят уронить честь рода. — Итак, — сказал я неприятным голосом, — Господь нам всем даровал свободу выбора. Потому я, слушая его волю, даю ее вам. Глава 7 Они все смотрят одинаково надменно и в то же время настороженно. Обо мне уже постепенно расходится молва как о человеке, чьи слова и поступки предугадать трудно. Один из тех, кто сидит впереди, поинтересовался подчеркнуто небрежным голосом: — Свободу… выбора? В чем? Я ответил сухо и с неприязнью: — Всякий, кто откажется от апостольской веры и примет истинную, получит свободу. |
