|
— Что?Он посмотрел на меня с ухмылкой:— Вы знаете. Но большинство просто не видят.— А почему вы им не скажете?Он пожал плечами:— Момент у вас больно удачный. Кто возразит? Армию вы еще не распустили… Никто, как вижу, не уехал обратно в Армландию… Иногда мне кажется, удача — это такое же нечто вещественное, как вот ваши сапоги. Или как рост, цвет глаз или размер ушей. Вот у вас эта удача есть, а у меня, скажем, нет.Я фыркнул:— Это вы так культурно меня дураком называете?Он поморщился:— Ну зачем же так прямо в лоб… Но вы должны признаться, что вам частенько сопутствует банальная удача. Под вами лед только трещит, а под другим ломается.— Пусть быстрее свою жопу носят, — посоветовал я. — Или пузо не отращивают, тогда и под ними не провалится. И вообще, сэр Аттельстан, какое-то у вас пессимистическое видение! То, что дураки называют удачей, на самом деле продуманный расчет! Иногда плод долгих размышлений, иногда мгновенное решение… но и оно на чем-то основано! Нет-нет, я не о себе даже, дорогой друг, но мы же христиане! Господь создал для нас прекрасный мир, но дальше мы с ним должны управляться сами. И если засрем, то никакая удача не поможет!Он пробормотал:— Да это я понимаю, но что вы все на глобальность переводите…— А как иначе?Он огрызнулся:— Я говорил, что вам везет. Лично вам. Другой бы голову сломил…— Падать тоже надо уметь, — сказал я наставительно. — Но лучше, конечно, падать отсюда в небо. Растопырясь, как птицы. Если уж разбиться, то о небесную твердь!Гости начали подходить ближе, а то мы все вдвоем, неприлично даже, сюзерен обязан распределять высокое внимание между всеми высокопоставленными подданными.Я широко улыбнулся:— Дорогие мои! Как мне с вами хорошо, поубивал бы всех. Но, увы, труба зовет, Господь смотрит и всех нас видит, кто чем занимается. Ему сверху видно все. Это вы Его гнева не боитесь, бесстрашные вы мои, а я вот страшусь, потому прямо сейчас отправляюсь в Варт Генц нести тяжелую ношу призванного варяга- управленца. А с вас спрошу, не сколько кто выпил и сожрал, про баб тоже умолчу, но про дела и свершения спрошу со всей строгостью демократического режима с авторитарным оттенком!Бобик в нетерпении распрыгался, что это я собираюсь так долго, уже и арбогастр, забыв о своем невозмутимом аристократизме, начал гневно ржать и бить копытом.Кроме своего вооружения, я захватил и все, что досталось от Хиксаны Дэйт, разве что платье оставил в яшике стола. Вообще была мысль бросить в огонь, но рука не поднялась, нутром чую и высокую шедевральность самого материала…Во двор вывалила целая толпа провожающих, я всем улыбался, вождь должен быть бодр и весел, у дикарей вообще убивали, если вожак болен и печалится, а мы еще те дикари, все наши с идиотскими приклеенными улыбками так и ходят, так и ходят, как гуси, важные, сытые, всем довольные…Я сказал приподнято, с таким видом, что прям щас готов в победный танец Великого Щастя:— Спасибо, что проводили! Но дальше я дорогу как бы знаю…Сэр Вайтхолд спросил с тревогой:— Как бы?Я потрепал по шее арбогастра:— А вот оно на што?.. В Варт Генце у него друзья, только скажи, что туда едем, сразу ржанет и помчится. Ого, видите, как ушами зашевелил? И морда, морда довольная?— И глаза хитрые, — проговорил мощно сэр Клемент Фитцджеральд.— В хозяина, — подтвердил виконт Рульф.— Ладно-ладно, — сказал я бодро, расставаться нужно в таком приподнятом тоне, — не сожгите страну, не передеритесь…Сэр Геллермин ответил так же бодро:— А спалим, так с вами другую завоюем!Все довольно заржали, в самом деле чувствуют себя такими лихими и удалыми. |
