Уже забыто, каких усилий, крови и пота, тревог и страхов нам это
стоило.Я красиво вскинул руку, улыбнулся широко и щедро, арбогастр рванулся в галоп, но я был готов и не ухватился позорно за луку седла,
хотя спина от усилий оставаться ровной болезненно заныла.Ветер засвистел в ушах, сердце стучит тревожно и радостно, в душе щем пополам с
подъемом, а впереди неутомимый и радостный Бобик, что обожает мчаться вот так не меньше, чем лежать под столом и принимать от любимого
хозяина вкусности.Проскакивая в стороне от дорог, увидел группу вооруженных людей на дороге, окруживших пару повозок. То ли мародеры, то ли
таможенники, останавливаться не стал, все равно те и другие будут упразднены, то ли росчерком пера, то ли повешением — неважно. Мое дело
повелеть, а нижестоящим нужно исполнить быстро и четко, никакой волокиты и коррупции не допущу, это теперь мой большой огород…По дорогам,
вздымая пыль, маршируют в сторону юга, пока не в ногу, конечно, крепкие рослые парни, набранные из разных племен. Я как воочию увидел их
возвращение, крепких и обросших тугими мышцами, прокаленных походной жизнью, умеющих обращаться с оружием.Четверть из них вернутся конными,
в Гандерсгейме резвых скакунов хватит. Лучших из лучших коней отберем у местных, а кто посмеет пикнуть — таких на кол, горе побежденным!..
Не я на вас напал, отважные вы мои кочевники, так что в праведном гневе возмездия могу весьма круто умиротворить вас, выбить воинственный
дух.А из кого выбить трудно, выбьем вместе с жизнью…Я перетерпел долгий и довольно тягостный путь, любой становится тягостным, как только
теряется новизна, и снова начал думать о способах ускорения. Подземный Вихрь бы, но пока найдешь достаточно глубокие шахты или расщелины,
проще доскакать или долететь…Наконец мимо пошли города и села Варт Генца, я перевел дыхание, наконец знакомые стены. Зайчик и здесь
пронесся таким аллюром, в то же время ухитрившись никого не сбить с ног, что нас рассмотрели только перед королевским дворцом.Стражники
бросились принимать коня, Бобик проигнорировал их и весело понесся к ступенькам, пугая встречный народ.Я передал повод арбогастра в
протянутые руки и хозяйски двинулся во дворец, а впереди уже помчались слуги. Я слышал испуганно-восторженный вопль, что вернулся Ричард
Завоеватель, вот идет там сзади, свиреп и грозен…Это я-то свиреп и грозен, мелькнуло у меня. Знали бы, какой я на самом деле зайчик
трепетный, но жизнь такая кусабельная, что надо вот делать вид, что страшнее меня нет на свете бандита и разбойника, сразу начну вешать,
если что не по мне, сразу уважение и трепет возрастают…В коридоре, что ведет к королевскому кабинету, слуги уже выстроились вдоль стен,
даже не дышат, стражники в блестящих доспехах и с копьями в руках застыли у двери.— Здравствуйте, ребята, — сказал я.Они так растерялись от
того, что наследник Фальстронга их заметил, что даже не проревели извечное «Рады стараться!», а я толкнул дверь и вошел в кабинет, где
ничто не изменилось, словно в мое отсутствие никто и не заходил.Вошел с кипой бумаг в руках и остановился в смиренной позе ожидания сэр
Клифтон, все в том же оранжевом с черным, лицо суровое и непроницаемое, на груди все так же сдержанно и с достоинством поблескивает золотая
эмблема короля.Из-за его светлых глаз и неторопливости мне он всегда казался некой сонной рыбой, что не делает ни единого лишнего движения,
однако все просчитывает, и когда говорит или двигается, то всегда к месту.— Сэр Клифтон, — обратился к нему я.— Ваше высочество, — ответил
он с поклоном.— Сэр Клифтон Джонс, — произнес я со вкусом, — хорошо звучит! Доверенный слуга Его Величества, его личный секретарь… и вообще
патриот, это я о том эпизоде, когда вы при попытке переворота спасали королевские бумаги и печати…— Ваше высочество?— Это я к тому, —
пояснил я, — что, будучи патриотом, вы способны и на самостоятельные действия по спасению, упрочению, продвижению и благоденствию. |