Он не допустил ни единой ошибки! Он просчитал все, а удар нанес в самый нужный
момент. А если учесть, что его королевство на долгом подъеме, народ богатеет, ремесла развиваются, армия получила новые доспехи и
прекрасное оружие… победить ее практически невозможно, а обыграть Гиллеберда — немыслимо.
Он посмотрел на меня остро.
— Да?.. А то у вас такое лицо, словно уже деретесь.
Я сказал еще тише:
— Мне кажется, я нащупал нечто, что Гиллеберд не учитывает.
— Вы же сказали, учитывает все!
— Он знает, но не принимает всерьез, — уточнил я. — Когда-то знал, но теперь позабыл, как глупость и неуместность.
— Что же это?
Я прямо посмотрел в его встревоженное лицо.
— Он умен и… полагает, что я тоже буду поступать по-умному. А по-умному, это выругаться и в самом деле отказаться от холодной, бедной и
драчливой Армландии. Здесь у меня целое южное королевство! Богатое, сытое, а еще и на берегу южного океана, что дает возможности, не так
ли?
Он спросил с напряженным интересом:
— Ну-ну, а в чем ошибка Гиллеберда?
— Еще не видите?
— Нет.
— Он общался со мной, — ответил я. — Мы долго обсуждали разные вопросы, он уже тогда понял, что я не дурак, умею выбирать варианты… Так
вот, дорогой барон, он ошибся. Я — дурак!.. И не стану выбирать варианты, когда задета моя честь, моя гордость, мое достоинство! Я не
только король… пусть и не король, но еще и оскорбленный самец.
Он усмехнулся.
— Ай-ай, какое мальчишество…
— Пусть, — сказал я злобно, — пусть мальчишество. В этом и есть ошибка Гиллеберда. Он решил, что я — умный правитель, как он. Но я не
так стар, во мне все еще кипит та дурь, что в Гиллеберде давно выбурлила. Это оскорбленное чувство толкает на такую глупость, как
попытаться отвоевать у Гиллеберда захваченные земли, хотя это и кажется просто немыслимо.
— А… мыслимо?
Я ответил честно:
— Сейчас даже не представляю, как. Но это, если по-умному. Однако знаю, если бы мир создавался только умными, это был бы совсем другой
мир! Человечество держится не только на лжи, как уверяют… некоторые мои знакомые, но и на чести, самолюбии, уязвленной гордости и даже
ущемленной гордыне. Во мне есть вся эта дурь, ущемленность, обида, баранье упорство, нежелание считаться с реальностью… пусть эта сволочь
сама считается со мной!.. В общем, барон, пришло время испытаний и… нестандартных решений.
Он вздохнул.
— Да уж, куда нестандартнее.
— Вы о Сулливане?
— А что, будут еще?
— Будут, — пообещал я.
— Господи, спаси и сохрани!
Я ухмыльнулся и вскочил в седло. Пес ликующе подпрыгнул, я сказал с сожалением:
— Зря я тебя беру. Здесь бы отоспался на кухне, гонял бы кур, гусей, проверял, как жарят мясо…
Он обиженно взвизгнул.
— Ладно, — сказал я. — Пришло время не совсем… умных поступков. Не отставай!
Я повернул коня мордой к воротам, те распахнулись, словно почувствовали мой требовательный взгляд, с той стороны в королевский сад
вошли трое очень рослых мужчин в полных рыцарских доспехах и с торчащими из-за плеч рукоятями мечей. |