|
– Как вы не видите? Если эти люди станут богатыми, то и мы все станем богатыми! Он покачал головой. – Не понимаю вас, леди Лоралея. Как можно интересы этого мелкого люда ставить выше интересов могущественных лордов? Она покачала головой, глаза ее заблестели ярче, и виконт Карлейль не отрывал от них зачарованного взгляда. – Нет, – ответила она убеждающе, – нет противопоставления! Эти же люди кому-то да принадлежат, на чьих-то землях живут! И чем они богаче, тем больше платят налога… Он хмыкал, пожимал плечами, не соглашался, а я отступил, вконец ошарашенный. Из личины вышел только в коридоре, ввалился в свои покои, срывая пропотевшую одежду, заорал, чтобы приготовили ванну. Служанки торопливо наполнили горячей водой бадью. Я поскорее забрался и с наслаждением сдирал когтями липкую грязь, а девушки, хихикая и делая вид, что стесняются, скоблили меня тряпочками из грубой ткани. Когда я, чистый и чуть посвежевший, заглянул в соседние покои, Лоралея уже швыряла там игрушки в разные концы комнаты, а Бобик старался перехватить их в воздухе. – Поужинаем вместе? – предложил я деловито. – А то у меня такой аппетит разыгрался… Коня бы съел! – С удовольствием, – ответила она радостно. – Бобика берем? Я заколебался, Бобик опустил зад на пол и смотрел на меня в требовательном ожидании. – Только не давать ему ничего со стола, – ответил я наконец. – И не бросать под стол. А если бросать, то придется заказывать на десятерых. Я не знаю, куда в него столько влезает, но жрать может безостановочно. Она счастливо улыбнулась. – Бобик, ты приглашен! Стол с массивным подсвечником в самом центре, три толстые свечи дают яркий оранжевый свет, настоящий яркий и праздничный, не люблю так называемые интимные полумраки. Сверху огнем солнечного спектра заливает стол и почти всю комнату огромная люстра на сто свечей. Лоралея щебечет, щечки счастливо разрумянились, глаза блестят, веселая и довольная. Я все перебирал ее разговор с виконтом Карлейлем, странно как-то, что с виду безумно красивая, а значит, в такой же мере и безумно пустоголовая женщина так точно и правильно понимает плюсы и выгоды объединения Армландии, а не понимает такой неглупый с виду виконт Карлейль. – Вам нравится это мясо? – спросила она живо. – Очень, – ответил я искренне. – Я сама его готовила, – похвасталась она. Я раскрыл рот. – Вы? Благородная дама? Она удивилась: – А почему нет? – Но… гм… кухонная работа… грязная работа… – Любую работу, – возразила она, – грязной или чистой делает сам человек. Во-первых, мне нравится готовить. Во-вторых, сама вижу, как работает челядь, чем занимается управитель… Кстати, вам тоже придется заниматься кухней! Только государственной. Самое главное при всяком государственном устройстве – поставить дела так, чтобы всякие управители, мелкие и крупные, не могли наживаться. – Гм… – произнес я. Она удивилась: – Вы против? Сэр Ричард, иначе это разрушит страну! Управителями ставят обычно смышленых людей из народа, так как лорды ею брезгают, но когда эти управители становятся богаче и могущественнее лордов, то возмущены и лорды, и народ! – Только соседи радуются, – сказал я. – И злорадствуют, – добавила она. – Гм… – повторил я. – Проблемы коррупции государственного аппарата… я еще над этим не думал… Эта зараза еще впереди… Семирамида, мелькнула мысль, будучи женщиной, снаряжала походы, вооружала войска, строила Вавилон, покоряла эфиопов и арабов, переплывала Красное море, а Сарданапал, родившись мужчиной, ткал порфиру, восседая дома среди наложниц; а по смерти ему поставили каменный памятник, который изображал его пляшущим на варварский лад и прищелкивающим пальцами у себя над головой, с такой надписью: «Ешь, пей, служи Афродите: все остальное ничто». |
