|
Одно дело, когда я был распят на стене пыточного подвала, другое – сейчас в кресле лорда замка и вообще гроссграфа. Тогда мог пообещать все, что угодно, это понятно. – Миртус, – позвал я. – Эй, Миртус! Он остановился, мне показалось, что обреченно вздохнул, но подошел быстро и низко поклонился. – Да, ваша светлость! – Миртус, – сказал я жизнерадостно и как можно более дружелюбно, – ты как щас? Работаешь или после побед над супостатом и узурпатором пошел по бабам? Он снова низко поклонился. – Ваша светлость, очень усердно работаю. Готов выполнить любые приказания. – Насчет любых не надо, – предостерег я. – А то послушаю и велю младенцев резать. Ну, это я так, заостряю. Для доступности. Я сам, кстати сказать, узурпатор. Ну, если взять как отдельного лорда этого замка! С другой стороны, я – гроссграф, а это выше, не так ли? Могу отобрать чьи-то владения и пожаловать более достойному. Вот я отобрал и передал более достойному. Себе, естественно. Он бледно усмехнулся: – Все в вашей воле, ваша светлость. Я сказал уже серьезнее: – Миртус, я не забываю, что ты для меня сделал. Но даже если бы ты пришел в замок вот только сейчас, я бы отнесся к тебе точно так же… дружелюбно. Ты человек науки, а это архиважное дело, как говаривал один крупный государственный деятель. Хотя, конечно, никто пока так не думает. В смысле, насчет науки. Тем более что она и не наука вовсе, а причудливая смесь алхимии, астрологии, богословия… и еще какой-нибудь хрени. Он слушал с той же настороженностью, на лице то вспыхивает надежда, то гаснет, когда переставал следить за причудами моей мысли, а если не понимаешь – подозреваешь самое худшее. – Я чуть разгребусь с делами, – пообещал я, – займемся и наукой. Нет, ты занимайся сразу, это мне сперва надо наладить экономику, рост вэвэпэ… знать бы, что это, а еще укрепить обороноспособность единой и неделимой Армландии. Разумеется, суверенность… что, однако, находится в особых отношениях с Фоссано, ну вроде союзного государства, хотя что это, так никто и не понял… Словом, работай. Помощь будет. Если что, обращайся. В данном случае я не лорд, а тоже… этот, как его, ученый. Он смотрел недоверчиво, но кланялся, а когда ушел, у меня осталось тягостное ощущение неискренности с обеих сторон. Я говорил слишком бодрым голосом эдакого доброго барина, а он посматривает опасливо, и в его глазах читалось: минуй нас больше всех печалей и барский гнев, и барская любовь. – Ладно, – пробурчал я, – будет время, восстановим и доверие… Может быть. Иначе какой из меня отец народа? Вечером замок выглядит странновато: всюду горят свечи, дубовый пол чисто вымыт даже в коридорах, камины жарко натоплены, вымытый с душистыми травами пол сохнет быстро, а воздух непривычно мягкий и влажный. Я, наконец, заметил, что горят только свечи, кивнул Максу на мертвые светильники. – Вроде бы с ними проще и дешевле? Или из меня экономист, как из… Макс посмотрел на меня с великим удивлением: – Так ведь сегодня день Вудлонга! – А-а-а, – сказал я, – вот оно что! Ну, тогда все ясно… А что это за день? Макс даже отступил на шаг. Мне показалось, что он удержался, чтобы не перекреститься, все-таки за сюзереном нужно идти, куда бы ни вел, даже в ад, а также разделять его взгляды и отношение к Господу. |
