|
Карты я делал для себя и своих военачальников, потому леса старался отмечать как проходимые для конницы, так и непроходимые, и сейчас внимательно всматривался в одно место на карте, где лес затушеван особенно сильно, как дремучий, непроходимый и вообще чем-то опасный.Это на северо-западе карты, где наверняка земли Аганда.Дверь распахнулась, Зигфрид сказал с порога громыхающе:— Ваше высочество, к вам один из местных.— Ты прям церемониймейстер, — заметил я, еще во плену мыслей, как достичь аскета в дальних землях. — Может быть, оденешься в его форму? А то здешний сбежал.Он трижды сплюнул через левое плечо, все мы еще не совсем христиане, сказал угрюмо:— Так пропустить или гнать в шею?— А вот проверим твой глаз, — сказал я, — пропусти.— Слушаюсь, — ответил он и, чуть помявшись, предупредил: — Но вы поосторожнее. Маги еще не установили постоянную защиту.— Справлюсь, — ответил я.Он вышел, а через минуту через порог переступил придворный, так я понял, не лорд и не герцог, а просто придворный, с виду состарившийся именно здесь во дворце. Весь он как будто часть его, такой же старый, массивный, чопорный, очень благообразный, в трех одежках, выглядывающих одна из-под другой, а сверху еще и тяжелая шуба, распахнутая на груди, где видна большая золотая звезда на массивной цепи.Штанов под шубой не видно, сапоги добротные, дорогие, но без шпор. Он в свою очередь, при всей своей неподвижности и непроницаемости, быстро осмотрел меня с головы до ног и теперь всматривался в лицо, стараясь быстро определить характер, склонности и привычки и, конечно же, надеясь угадать также слабые места.— Слушаю, — произнес я.Он поклонился, ответил сдержанно:— Я Гангер Хельфенштейн, советник короля Леопольда. Занимался по большей части хозяйством.Я поинтересовался:— Страны или дворца?— Одно от другого неотделимо, — сообщил он с таким видом, словно открыл передо мной одну из важнейших государственных тайн.— Хорошо сказано, — согласился я. — Скромно и со вкусом. С чем пришли?Он заговорил, как мне показалось, с некоторой натугой:— Я был советником короля и остаюсь им… как и его верным и преданным слугой… однако на данном этапе мне кажется более разумным ограничить войну некоторыми правилами.Я сказал чуть живее:— Разумные люди издавна стараются ограничить войны, раз уж не удается их прекратить вообще. И даже есть перечень военных преступлений, которые нельзя совершать даже при великом ожесточении. Мне ваш подход нравится, потому садитесь… вон в то кресло, очень удобное, сам там иногда воздумываю о разном.Он с прежней настороженностью сел, посматривает исподлобья, словно подозревает во мне самозванца. Вообще-то Ричард Завоеватель должен быть постоянно гневен, орать по любому поводу, хвататься за рукоять меча, грозить жестокими казнями…— Сейчас нам подадут горячего вина, — сказал я, — а пока напомню вам, что во все времена все народы, ожесточенно воюя друг с другом, продолжали торговать, ездить друг к другу в гости, размещать на землях противника крупные заказы, в том числе и военные…Он проговорил медленно, я видел, что сбил с толку, когда сам первым сказал то, что намеревался сказать он:— Да, ваше высочество… Я, будучи лояльным подданным короля Леопольда, тем не менее полагаю, что в гражданских делах необходимо сотрудничать и с оккупантами, дабы свести к минимуму ущерб населению.— Прекрасно, — сказал я деловито, — давайте определим, что мы можем сделать.Зигфрид не ошибся, этот сановник из тех, кто может успешно рулить некоторыми частями огромной государственной машины. |
