|
Я как-то не подумал о такой стороне законности и равноправия. Да-да, справедливость должна быть… Отец Дитрих сказал ласково: – Спасибо тебе, сын мой. А теперь иди, там внизу рыцари уже составляют столы для пира. Растер посмотрел на него обеспокоенно, потом с надеждой на меня. Я кивнул: – Идите, сэр Растер. Без вас точно поставят криво. Он поспешно приложился к руке отца Дитриха и отбыл. – Santa simplicitas, – сказал отец Дитрих. – Да уж, – согласился я, – он самый. Святой отец, Господь дал десять заповедей для всех двуногих. Постепенно мы и законы приведем в соответствие с заповедями. Сперва, как вот благосклонно одобрил сэр Растер, будем вешать каждого, кто по ночам прячется под мостом, вне зависимости от знатности или бедности, а потом и к суфражизму подойдем осторожными шажками. Он переспросил с непониманием: – Суф… суфражизму? Я отмахнулся: – Это еще не скоро понадобится. Когда рождаемость упадет и рабочих рук не будет хватать остро. А сейчас давайте подумаем над… Дверь приоткрылась, барон Эйц вошел, сильно смущенный, не ждал, что у меня все еще гости, да еще такие, плотно прикрыл ее за собой и остановился в нерешительности. – Ваша светлость… – Говори, – сказал я недовольно. – Что замолчал? Я знаю, ты зря не зайдешь. – К вам гость, – ответил он кратко. – Кто? – Просил не называть его по имени. Но сказал, что примете его с охотой. Я проворчал: – Сейчас я никому не рад. Он поклонился и взялся за ручку двери: – Значит, велеть прийти завтра? Отец Дитрих сказал поспешно: – Погоди. Это может быть очень важное. Куно, помогите мне подняться… Вот так, спасибо. Ничего, к двери могу и сам, но спасибо… Сэр Ричард, примите гостя, пожелавшего остаться неизвестным! И не стесняйтесь в таких случаях выпроваживать гостей. Даже таких любезных вам, как я. Сюда будет набиваться все больше народу и все чаще, вы должны уметь ставить заслоны. – Но, отец Дитрих! – запротестовал я. Он покачал головой: – Нет-нет. Я зашел просто удостовериться, сын мой, что ты вернулся целым и полным христианского рвения. – Но мы еще не успели… – Я все увидел, – прервал он. – Занимайся королевством. На твоих плечах большая тяжесть, сын мой. Они с Куно вышли, сэр Торрекс застыл в нерешительности. Я сказал с раздражением: – Поверим чутью отца Дитриха. Приведи, но будь у этого гонца за спиной. И проверь хорошенько по дороге сюда. Сейчас он где? – В саду. – Это хорошо. Можно успеть понять, чем он вооружен. – И чем защищен, – добавил он негромко. – Я все сделаю. Его шаги затихли в коридоре. Я прикинул, сколько времени понадобится, чтобы доставить незнакомца сюда, уселся поудобнее и перешел на тепловое зрение, а затем и на запаховое. Комната исчезла, я очутился в жутковатом вращающемся мире, полном цветных пятен и диких красок, которым просто нет и не может быть названия, так как это не краски, а запахи, но кисловато-красная шершавость или сладость оранжевости может сдвинуть сознание весьма… Послышались чересчур громкие шаги. В горьковатой прелости шалфея возникла дыра. Тепловое зрение услужливо нарисовало две фигуры, в одной узнал Эйца, я на него уже и раньше смотрел тепловым, а вторая, поменьше и спектром потемнее, принадлежит, как я понимаю, гонцу. Вроде бы ничего скрытого под одеждой, человек насторожен и взволнован, но нет особой агрессии, нет и готовности броситься на меня… Переход к обычному восприятию мира сопровождался таким же приступом тошноты, я кое-как подавил его, поднял голову. |
