|
Просто пока вы охотились, Эдгар ждал вас. И сперва, перед тем, как пойти в зал, он сидел во внутреннем дворе, неподалёку от загона для лошадей. А я был наверху, на стене – разговаривал со своим соколом, с Пего – он у нас самый умный. И видел, как Эдгар рисует палочкой на земле, – когда он задумается, он всегда так делает, – и у него здорово хорошо выходит. И нарисовал он две женские фигуры, в таких высоких уборах на голове – такие только знатные дамы носят. А ещё нарисовал рыцаря в доспехах перед ними, но у него в руке почему то был не меч, а молот, и я подумал, что он себя представил...
– Правда? – рассмеялся Эдгар. – А я и не замечал, что рисую. Да, у меня есть такая привычка. Ну а лошадь? Уж её я не рисовал, лошади у меня выходят куда хуже людей! – Да зачем вам было рисовать, когда загон был перед вами! – воскликнул Ксавье. – Вы ещё, прежде чем идти в замок, подошли и долго разглядывали лошадей, а раньше они вас совсем не интересовали. Я и подумал, что вам надо, наверное, куда то ехать, что вы думаете в этой поездке встретиться с двумя дамами, но они вам не очень нужны, иначе бы вы не подшутили, нарисовав молот – рыцарь ведь не пойдёт к любимой даме с молотом! Зато лошадь вам нужна обязательно, у вас ведь её нет. Вот и всё, и ничего я не подслушивал! И никогда не подслушиваю! Последние слова прозвучали уже с такой обидой, что старый барон, усмехнувшись, потрепал мальчишку по щеке. – Ладно, ладно, Ксавье, нечего надувать губы. Просто ты так ловко всё подмечаешь и обо всём догадываешься, что тебя скоро начнут подозревать в колдовстве. Ешь мясо, пей вино и не думай худого. А пока жуёшь, подумай вот о чём... Эдгару и правда предстоит долгий путь и одно важное поручение. Лошадь я ему дам, скорее всего, даже дам Брандиса, я становлюсь стар, и чует моё сердце – этот норовистый наглец скоро меня сбросит. Но моему сыну придётся, видишь ли, изобразить рыцаря... Да не таращи так глаза – у него есть на это право, в конце концов я же рыцарь! А коли так, то парню в дорогу нужен надёжный оруженосец. Не подскажешь ли, кого из слуг, либо, может быть, кого из наших крестьян стоило бы послать с Эдгаром? По выразительному лицу мальчика проскользнула какая то тень, глаза раскрылись на миг так широко, что их блеск не смогли погасить даже пушистые ресницы. Потом он опустил взгляд. – А куда вы едете, господин Эдгар? – В Англию, – ответил молодой человек. – А потом куда дальше, в Сицилию. И, Бог весть, быть может, приму участие в крестовом походе. Последние слова вырвались у него случайно, он вовсе не думал до этого момента, что собирается, выполнив просьбу Луи, остаться с крестоносцами, а не возвратиться во Францию. Старый барон чуть вздрогнул, но ничего не сказал – должно быть, ещё во время чтения старой рукописи он понял всю непоправимость своей ошибки: не надо было давать сыну читать её! Что до Ксавье, то он вновь посмотрел в лицо барону и сказал с необычайной для четырнадцатилетнего мальчика рассудительностью: – Что вы, сеньор – кого же у нас можно послать оруженосцем при вашем сыне, если из ваших слуг никто толком и из лука то не стреляет! Да и верхом хорошо ездят только ваши охотники – в деревнях наших толковых наездников нет, в моей, по крайней мере, посади любого на лошадь, он с неё как куль соломы свалится... Да и зачем вам кому то чужому говорить, что господин Эдгар будет выдавать себя за рыцаря? А ну как вы навлечёте на него беду? Наши мужики как выпьют – слова во рту не удержат! Это до сих пор не приходило в голову барону Раймунду. Однако мальчик с его крестьянской рассудительностью был прав, и старый рыцарь совсем помрачнел. – Ну вот, Эдгар, сынок... Видишь, сколько препятствий? Похоже, что мне некого отправить с тобой. И тут Ксавье неожиданно вспыхнул и воскликнул с детской наивной горячностью: – Отправьте меня! В первое мгновение барон и его сын опешили, но потом так дружно и весело расхохотались, что мальчик даже отшатнулся, едва не подавившись куском мяса, которое в это время надкусил. |
