«Вот, гляди, будешь так часто мыться, наживёшь лихорадку!» – говаривал он сыну. Не позабыла Мирта и любимого завтрака Луи: он ещё возился с умыванием, а она уже, войдя без стука, притащила широкий медный поднос, на котором стояла тарелка с ломтями свежевыпеченного хлеба, красовался кувшин козьего молока, стакан и сваренное вкрутую гусиное яйцо. Гусей в замке не держали, значит, служанка не поленилась до свету сбегать в деревню, чтоб побаловать вернувшегося из долгого похода крестоносца.
Проявления доброй заботы, ласковая улыбка на широком веснушчатом лице Мирты, – всё это, вместе с позабытым вкусом молока и пышного, почти горячего хлеба, сразу подняло настроение молодого графа Шато Крайона. «В конце концов, – решил он, – всё может обернуться не к худшему, а к лучшему. Может, Эдгару и впрямь удастся стать рыцарем? А я заслужу милость не одного, так другого короля?»
Позавтракав, Луи кликнул Жана и справился, живы ли его охотничьи соколы.
– Один околел, ваша милость, – вздохнул стражник. – Осенью ещё помер. Но он и был уже стар – вы ведь помните – у него уж года три как стали лезть перья... А три молодых живёхоньки. Чтоб они не разучились брать дичь, я с ними нет нет да езжу на охоту, хотя из меня теперь какой уж охотник! Зайцев они этой зимой переловили немало, за что наши крестьяне меня даже благодарили: эти ушастые негодники грызут им кору на сливах и грушах! А самый крупный сокол – помните, ещё старый граф прозвал его Трибо, так вот этот даже лисиц два раза притаскивал! Ему ж и не поднять такую здоровую зверюгу, но он её забивает и тащит по земле. И шкуру не портит – такой вот ловкач!
– Отлично! – воскликнул юноша весело. – Вот я и поохочусь сегодня с Трибо. Вынеси ка его на двор, Жан, да вели кому нибудь из конюхов оседлать моего абиссинца.
Луи, как и его отец, охотился обычно в лесу, что раскинулся за долиной и тянулся на много лье, так что в нём ничего не стоило заблудиться. Стоило бы поэтому взять на охоту и собак, или хотя бы одну, но из всей своры в замке Шато Крайон оставались только две уже немолодые собаки, и не охотничьи, а пастушьи – в лесу от них было бы мало проку. Впрочем, Луи обычно никогда не терял направления, тем более, когда светило солнце, а в этот день на небе не было ни единого облака.
В густой чаще соколу было бы нелегко высматривать добычу, поэтому охотник поскакал вдоль огибавшей опушку неширокой реки, через лужайку, к обширному оврагу, густо заросшему кустарником. Он помнил, что в этом овраге водится много разной птицы, кроме того, там любили прятаться зайцы, туда же в поисках добычи забредали и лисы, а порой и волки. Конечно, Трибо не мог бы одолеть волка, но Луи взял с собой арбалет и не сомневался, что сумеет подстрелить зверя даже на всём скаку.
Сокол вполне оправдал добрые отзывы старого Жана. Не прошло и часа, а в притороченной к седлу сумке охотника уже лежали две крупные дрофы. Луи совсем развеселился и поехал дальше. Ему хотелось поохотиться возле старой полуразрушенной мельницы. Когда то по дну оврага текла речушка, и крестьяне ближайшей деревни, устроив запруду, соорудили тут эту мельницу. Но вот уже лет пятьдесят, как вода иссякла, и мельник перебрался на другое место. Добравшись до развалин, Луи вспомнил, что может вторгнуться в чужие владения – земли графа Шато Крайона здесь заканчивались. Но барон Жерар де Брюи был тот самый старый рыцарь, приятель его отца, и юноша здраво рассудил, что если старик пятнадцать лет ждал уплаты немалых долгов соседа, то уж как нибудь простит его сыну, если тот немного потравит дичь в его лесу.
Трибо, в очередной раз спущенный с поводка, взмыл высоко в небо, довольно долго кружил над краем оврага, где за зарослями редких сосенок открывалась довольно большая поляна, потом плавно повернул, снизился и камнем ушёл вниз.
– Есть! – воскликнул довольный охотник. |