Морщины, довольно глубокие, пересёкшие лоб, резко отчеркнувшие щёки ото рта, украсившие острые стального цвета глаза, замечались не сразу, но и они были словно не росписью времени, а оттисками прожитых и пережитых страстей. О том, что незнакомец стар, даже, наверное, очень стар, вблизи не говорило ничто – об этом можно было лишь догадываться.
Несколько мгновений всадник смотрел на застывшего перед ним с поднятым топором молодого человека. Затем усмехнулся, вытер свой меч о гриву коня, вложил в ножны и легко соскочил с седла.
– Кто вы такие? – спросил он, первым нарушив молчание.
У него был очень правильный французский выговор, и это на сей раз ничуть не удивило кузнеца: он не сомневался, что незнакомец, несмотря на его простую одежду, конечно же рыцарь (об этом говорило не только умение владеть мечом, но осанка, взгляд, многое, что было хорошо знакомо лионскому мастеровому, знавшему о рыцарях совсем не понаслышке).
Эдгар бросил свой топор и, переведя дыхание, поклонился:
– Я из Франции. Еду с важным поручением от вашего короля Ричарда в Кентербери. Моё имя Эдгар Лионский.
Он назвался так вовсе не потому, что позабыл о своей роли. Они с Луи долго обсуждали, следует ли лже рыцарю взять на время имя молочного брата. Однако в письме, написанном королём Ричардом своей матери английской королеве, имя посланца не упоминалось (молодые люди сперва боялись, однако в конце концов решились осторожно стянуть верёвку с печатью и развернуть королевский свиток с тем, чтобы потом столь же осторожно вновь его запечатать). Возможно, Львиное Сердце позабыл, как зовут самонадеянного француза, рискнувшего дважды выйти с ним на поединок, а возможно, не хотел, чтобы имя посланца стало известно, если вдруг письмо каким то образом попадёт в чужие руки. Поэтому там стояло просто «молодой французский рыцарь, благородный и верный слову». И молочные братья решили, что честнее будет, если Эдгар так и назовётся Эдгаром, а уж право называть себя «Лионским» испросит у отца. И старый барон, понимая, что совершает новую глупость, разрешил сыну присоединить к имени родовое прозвище.
– Я благодарю вас за то, что вы, рискуя собой, спасли мою жизнь, сир рыцарь! Я не одолел бы всех этих людей. Вернее, мы не одолели бы. Мой оруженосец ещё мальчик, но человек отважный. А где же он, а? Эй, Ксавье!
– Я здесь! – отозвался тот. – Привязываю Брандиса, а то этот негодяй разбойник перерезал уздечку... Сейчас я подойду.
– Я рисковал собой? – продолжая усмехаться, проговорил незнакомец. – Это в схватке с обычным лесным сбродом? Да будет вам! В их руках мечи не опаснее столовой ложки, вы просто ещё к этому не привыкли – по всему было видно, что драться вам в новинку, хотя удар у вас точный и крепкий. Ничего, научитесь, сир Эдгар. И раз вы мне назвали своё имя, мой долг тоже назваться. Я – Седрик Сеймур. Однако в здешних местах меня прозвали Седым Волком. Мой дом – там внизу, в долине, почти под самым обрывом. Сегодня после хорошей охоты я собирался пораньше лечь спать, как вдруг сверху донёсся шум, и я понял, что в моих лесах снова завелась нечисть в человечьем облике, новая разбойничья шайка.
– А как же вы поднялись по совершенно отвесной стене, да ещё верхом, да ещё в темноте? И так быстро... – Эдгар покосился в сторону обрыва. Седрик рассмеялся:
– Да, если смотреть вниз с этого места, нипочём не поверишь, что тут можно спуститься. Однако же в полусотне туаз есть отличный спуск. Вдоль обрыва проходит расщелина, хотя и узкая, но вполне пригодная. Круто, что верно то верно, но моему коню не привыкать. Да и ваши, я думаю, не скувырнутся, – луна уже высоко, всё видно. Приглашаю вас на ночлег, тем более, что поутру смогу показать вам краткий путь до Кентербери. Не ночевать же вам среди груды трупов!
– А как же с ними, сир? – робко спросил, подходя к ним, Ксавье. |