|
. Порнограф!.. Двойной агент! Тройной! Вы мне ни разу не ответили! – Я никогда ничего не читаю, брат тьмы! Мне не хочется… Гав! Р-р-р! – Но все-таки вы меня выслушаете! Я перекричу ваших собак! Я прошу у вас прощения! Умоляю о прощении! Вы меня простите? Смилуйтесь! Смилуйтесь! Рождество! Он становится на колени… и плюх – прямехонько в лужу… Гав! Гав! Матушки мои! Вот чего я опасался: скандала! Даром что ночь – слышно! – Я – преподобный отец Таллуар из ордена Святейшей Империи! Я прошу у вас прощения! Я специально пришел… Я вас так серьезно оскорбил! Ради Рождества, Селин! Он бьет себя в грудь, а я слышу возню у соседей… Явный протест, рычание собак! Я не смотрю в ту сторону. – На арену, святоша!.. Ко львам, святая задница! Гав! Р-р-р… Но он не хочет! Нет! Он ар-тачится… поднимается с колен… и обращается ко мне! – Тебя на арену! Тебя самого! Проклятый извращенец!.. Там твое место! Он уходит, я желаю ему, чтобы он споткнулся и раскроил себе череп! Под этим растрекля-тым дождем подлый святоша заставил меня проторчать достаточно долго, и теперь я заболею! Я убежден! Не то чтобы я был неженкой, но мне известен результат… Никогда не выхожу ночью, особенно в сырость, знаю, чем рискую… Завел бы еще песенку про Рождество, не он, так кто-нибудь другой! Волхвы! Сутана без сутаны!.. Скатертью дорога! * * * Я прилег. Лили поднялась к себе, на второй этаж… я сообщаю эти нескромные подробно-сти, чтобы вы лучше поняли продолжение… во всяком случае, я надеюсь! Я думаю об этом кю-ре, об этом наглеце!.. Я его, конечно, вышвырнул, он того заслужил сто раз! Тысячу раз! Будь он раввином, анабаптистом, пастором реформаторской церкви, православным, я бы учинил с ним точно так же: всех служителей маленького Иисуса, абсолютно всех – в один мешок!.. Их мелоч-ные стычки, раздоры меня не обманывают, все берет начато в Библии, я понял, что белые, мате-риал для скрещивания, превратятся в черных, желтых, потом в рабов, потом в наемников, а по-том – в гору трупов… Я не сообщаю вам ничего нового. Библия – самая читаемая книга в ми-ре… более свинская, более расистская и более садистская, чем все двадцать столетий гладиа-торских боев, Византия и Петьо вместе взятые!.. Об этом расизме, резне, геноциде, бойнях, по-бедителях и побежденных, обо всем, что наши поганые балаганные представления изображают соответственно белыми и розовыми красками, готовя «кадры» для отечественных школ… Согласно Библии, Расин ты или нет, Софокл или кто другой, – все бурьян, в большей или меньшей степени – леденец на палочке, не более того… Я не пошел бы – страшно подумать! – снова становиться в строй, если бы меня не замучили долги, я жил бы вполне спокойно, у меня солидный возраст, пенсия и – определенные желания! – любовь к очень коротким прогулкам с тросточкой и в дымчатых очках… и чтобы никто меня не заметил… достаточно мы сделали… черт побери! Все уже сказано!.. Особенно у моего кудесника, Бена Ахилла, который публикует двадцать романов в день… плюс его «Revue compacte»… и его бюллетень «Votre Ferule»… ежемесячник для погонщиков травоядной скотины… Я скажу ему, что отступаюсь! Таково мое решение!.. Я укрываюсь, я жду… недолго! Меня трясет!.. Озноб! Снова приступ озноба!.. Сохраняя ясность сознания, я говорю себе: так и есть!.. Из-за этого проклятого грязного кюре я заболел!.. Я знал об этом, уже слушая его!.. И ведь не хотел выходить!.. Уверенный, что схвачу лихорадку, начну бредить!.. Вы какое-то время в бреду… вы этого даже не замечаете… Но бредить опасно, когда рядом чужие, вы можете пожалеть о собственных словах… Поскольку речь идет о болот-ной лихорадке, малярии, которую я волочу за собой вот уже сорок лет, со времен Камеруна, вы полагаете, я не был захвачен врасплох… этой подлой выходкой святоши, выслушивая его бред-ни под потоками ливня, промокший до костей, на северном ветру… это выводило из себя!. |
