— Что именно?

— Ты — предатель?

Луций смеется.

— А я думал, ты спросишь о другом…

Я сжимаю зубы.

«Будь честен, Гай. Хотя бы перед самим собой».

— О чем же?

— О Туснельде.

КВИНТУ~ДМ~ЦЕЛЕСТУ~ОТ~ГАЯ~ДМ~ЦЕЛЕСТА

ПРИВЕТСТВУЮ~КВИНТ~

КОГДА~ТЫ~ПОЛУЧИШЬ~ЭТО~ПИСЬМО~Я~БУДУ~УЖЕ~ДАЛЕКО

ЛЕГИОНЫ~ОТПРАВЛЯЮТСЯ~В~ПОХОД~НА~ГЕРМАНЦЕВ~И~Я~НЕ~ЗНАЮ~ЧЕМ~ЭТО~ЗАКОНЧИТСЯ

Я~НАДЕЮСЬ~ВСЕ~БУДЕТ~ХОРОШО

МЫ~ЛЮДИ~ЭТО~В~НАШЕЙ~ПРИРОДЕ~СТРЕМИТЬСЯ~К~БОЛЬШЕМУ~И~НАДЕЯТЬСЯ~ НА ЛУЧШЕЕ~

ИНОГДА~ТАК~И~ПРОИСХОДИТ

И~ЭТО~САМЫЙ~БОЛЬШОЙ~ЖИЗНЕННЫЙ~ПАРАДОКС

Время тянется, а Вар все думает. Скоро за полдень. Через некоторое время приходит приказ собирать лагеря.

Мы с Луцием переглядываемся. Кажется, все решено.

… — Арминий, царь херусков! Римский всадник, префект первой когорты ауксилариев. Встаньте! Сегест, царь хавков! Римский всадник, бывший префект шестой когорты ауксилариев! Встаньте!

Они стоят перед Квинтилием Варом, пропретором Великой Германии.

Два варвара.

Старый и молодой. Хавк и херуск. Префект и бывший префект. Всадник и всадник.

Оказывается, у меня взмокли ладони.

Ожидание.

— Я принял решение. Сегест и Арминий, приблизьтесь. Вы оба — верные граждане и друзья Рима. Но между вами — разлад и ненависть. Это меня безмерно огорчает. Боюсь, уважаемый Сегест, я должен отклонить твой иск. Я пришел к выводу, что твои обвинения связаны не с фактами, а с личной ненавистью к царю херусков. Впредь решение личных споров… прошу оставить на время после окончания нашего похода.

Он говорит и говорит, но я уже не слушаю. Невиновен! Оправдан!

Хорошо.

Облегчение такое, словно это меня, а не Арминия, обвиняли в измене. И именно я стоял перед судьей в ожидании приговора…

«Ты слишком импульсивный, Гай».

Сегест молчит, лицо то бледнеет, то краснеет. Желваки вокруг рта — словно бугры.

— Понятно, — говорит он глухо. — Вы правы, пропретор. Но вы совершаете ошибку.

— Идите, — Вар устало вздыхает. — Легаты, прошу на пару слов…

— В любом случае, — говорит пропретор, когда германцы уходят. — Даже если Сегест в чем‑то прав… В чем я сомневаюсь, конечно! Но даже если каким‑то чудом он прав… Пока у нас есть заложницы, восстания германцев не будет.

— Вы уверены, пропретор? — говорю я. Теперь, когда для Луция все закончилось, во мне снова проснулись подозрения.

Сегест — далеко не самый приятный человек, но вдруг он не врал? Хотя бы отчасти?

Пропретор поднимает взгляд. У него мутные глаза. Белки — покрасневшие, измученные. Кожа лица желто — восковая, с нездоровым блеском.

Запах шиповника настолько силен, что меня начинает мутить.

— Я уверен, — говорит Вар. — Конечно, я уверен, дорогой Деметрий Целест.

Где‑то вдалеке вопит птица. Следом — жалобный крик, тонкий, надрывный, полный ужаса.

Скорее всего, это филин задавил зайца.

Пропретор вздрагивает.

Глава 11. Заложницы

Оптион третьей когорты Девятнадцатого Счастливого легиона Фанний выпрямился, шею холодило утренним ветерком. Зябко со сна. Он втянул голову в плечи, обхватил себя руками, чтобы не трястись. Не помогало. Дрожь била такая, что зуб на зуб не попадал.

Невдалеке часовой окликнул кого‑то, ему ответили. Тессера, пароль. Обычное дело. Все‑таки зря я задремал, подумал Фанний. Теперь вряд ли согреешься. С недосыпа самый лютый холод… А мне еще караулы проверять.