Вар остановился, немея от ярости. Ударил кулаком по борту повозки. Еще раз. Резкая боль в запястье.

Пропретор зажмурился, снова открыл глаза. Судя по звукам боя, марсы продолжали атаковать боевые порядки легионов.

А тут еще проклятые заложницы.

Какие еще племена, кроме марсов, восстанут против Рима, когда заложниц у римлян больше нет?!

«Скажи мне, Вар. Что их теперь удержит?»

Отсюда, с опушки леса, было хорошо видно растянувшуюся по дороге колонну римлян. Серое и блестящее тело — змея, усталая и все же смертельно опасная. Ее тело извивается между коричневых холмов, болотных кочек, бежит вперед в окружении фиолетовых вересковых пустошей, всхлипывающих луж. Под некоторыми из таких луж — бездна. И до дна еще никто не достал.

Каегорум нахмурился. Передовые отряды римлян, их сейчас уже не видно, они в голове колонны, далеко впереди — рубят деревья, чтобы сделать гати. Римляне прут через болота и лес, они идут быстрее, чем предполагалось, они опытные и упрямые.

Друз когда‑то не отступил перед ночью, дождем и болотами. Его солдаты шли практически вслепую, держась только русла реки — и им удалось победить. Друз под проливным дождем шагал вместе с легионерами. Настоящий воин.

«Они вырвались из окружения и наваляли нам так, что до сих пор вспоминается». Каегорум поморщился.

А потом был хитрый — хитрый Тиберий. Он тоже побеждал.

Но теперь, когда Друза больше нет, рядом бунтуют Иллирия и Паннония, а царь маркоманов Маробод собирает и тренирует войска на римский манер, у римлян куча проблем.

Ведь ведет их далеко не Друз и не Тиберий.

Каегорум махнул рукой. Его воины приготовились. Сейчас!

Он прыгнул вниз со склона и побежал. Под ногами осыпался песок. В правой руке — тяжелая фрамея, в левой — круглый щит. И если копье ты потерять можешь, то утрата щита для воина означает неминуемый и несмываемый позор.

Даже не глядя, Каегорум знал, что за ним бегут его воины. Многие обнажены полностью — это почетно, драться без всякой защиты. Это признак настоящего мужества.

Каегорум бежит. Позади — мерное дыхание воинов.

Страха — нет.

Кровь гулко стучит в висках. Бух, бух, бух. По затылку бегут мурашки. Все вокруг замедляется — знакомое ощущение перед боем. Бух.

Через два удара его вдруг обгоняет один из его воинов — Эрманн Кривой. Вот сын хромого зубра, как он бежит! Только пятки мелькают.

Каегорум дышит. Размеренно, ровно, чтобы не сбить дыхание до столкновения с римлянами.

Римляне вдалеке поднимают головы. Это воины, которые заняты рубкой чахлых деревцев — болотных, кривых. Воины, которые рубят лес топорами, как рабы! Не понимаю, Каегорум морщится. Римляне — непонятные люди. Воины, а воевать не любят. Один на один германец всегда одолеет римлянина! Но при этом римляне побеждают раз за разом. Необъяснимо.

Каегорум бежит.

Вязкие топкие кочки. Бег замедляется. Вода сразу же попадает внутрь сапог.

Раз, два. Римляне растеряны. Но вот они уже бросают топоры и вооружаются… Резкая команда — это их центурион! И они начинают сбегаться в строй. Быстро, очень быстро.

Не успеваем…

Каегорум кричит: готовься! И замахивается фрамеей. Она тяжелее римских дротиков и летит не так далеко, но бьет гораздо сильнее.

— Бей! — кричит он.

Воины дружно кидают копья. Свист воздуха…

Грохот щитов. Крики раненых.

Римский строй едва не разваливается, в нем зияют дыры… Надрывный крик раненого. Центурион пытается командовать, но прилетевший камень ударяет его в лицо.

Замешкавшийся легионер замахивается топором. Каегорум на ходу берет левее и правильно — лесоруба убивает Эрманн.