— Ну что же, — сказал профессор, теребя бородку, — мы здесь тоже готовим — лишь бы поесть… Допустим, что тебе надо приготовить мне обед… Что ты сделаешь?
Туда улыбнулась и сказала:
— Я сделаю тебе макароны с фасолью… Потом ты выпьешь стакан вина… Ну, потом можешь съесть еще несколько грецких орехов и немного фиг.
— И это все… Никакого второго?
— Как так второго?
— Говорю, никакого второго блюда… рыбы, мяса? Туда весело расхохоталась:
— Макарон с фасолью и хлеба тебе мало?.. Чего же тебе еще?.. Я съедала тарелку макарон с фасолью и хлебом и копала землю целый день… А ведь ты не работаешь.
— Я занимаюсь, пишу, я тоже работаю.
— Вот именно — занимаешься… А мы работаем по-настоящему.
Короче, Туда никак не хотела согласиться, что надо готовить, как говорил профессор, «второе». Наконец, после долгих споров, было решено, что моя жена некоторое время будет приходить и учить Туду готовить. Потом мы прошли в комнату для прислуги. Это была хорошая комната, выходящая во двор, с кроватью, комодом и шкафом. Оглядевшись вокруг, Туда сразу же спросила:
— Я буду спать одна?
— А с кем бы ты хотела спать?
— В деревне мы спим по пять человек в комнате, — Нет, эта комната только для тебя.
Я ушел, наказав Туде быть старательной и хорошо работать, потому что я отвечаю за нее и перед профессором и перед своим кумом, который ее рекомендовал. Уходя, я слышал, как профессор объяснял ей:
— Смотри, ты должна ежедневно метелочкой и тряпкой стирать пыль со всех этих книг.
— Что ты делаешь с этими книгами? — спросила Туда. — На что они тебе?
— Книги для меня то же, что для тебя мотыга… Они нужны мне для работы.
— Но мотыга-то у меня только одна.
Начиная с этого дня профессор, проходя мимо швейцарской, всякий раз сообщал мне какую-нибудь новость о Туде. Сказать по правде, профессор не был в большом восторге. Однажды он пожаловался мне:
— Неотесанная она, совсем неотесанная… Знаете, что она вчера сделала? Взяла с моего стола листок бумаги — работу моего ученика — и заткнула ею бутылку с вином.
— Профессор, — сказал я, — ведь я предупреждал вас… Деревенская девушка…
— Да, — согласился он, — но все-таки она милая девочка… Добрая, услужливая… очень милая девочка.
Прошло некоторое время, и эта милая девочка, как ее называл профессор, стала настоящей городской девицей. Получив жалованье, она начала с того, что сшила себе модное платье и стала похожа на настоящую синьорину. Потом купила туфельки на высоком каблуке. Потом сумочку под крокодилову кожу. Потом — и это было уж совсем напрасно — отрезала косу. Правда щеки у нее по-прежнему были румяные, как два яблока; они не могли так скоро стать бледными, как у девушек, родившихся в городе, и это как раз нравилось в ней не одному профессору. Когда я первый раз увидел ее с этим мерзавцем Марио, шофером синьоры с четвертого этажа, я сразу же сказал ей:
— Смотри, этот тебе не пара… А то, что он говорит тебе, он повторяет всем девушкам.
Туда ответила:
— Вчера он возил меня на машине в Монте-Марио.
— Ну и что же?
— Хорошо прокатиться на машине… А посмотри, что он мне дал, — и она показала булавку из белого металла со слоненком, какие продают галантерейщики на рынке Кампо деи Фьори.
Я сказал ей:
— Ты глупая и не понимаешь, что он тебя водит за нос… Кроме того, ему не следовало бы без спросу катать тебя на машине… Если об этом узнает синьора, ему достанется. |