Сказать по правде, на него страшно было смотреть,
— Как дела, Чезаре? — спросил я растерянно.
— Сойдем на минутку, — сказал он. — Мне надо поговорить с тобой.
Не знаю почему, у меня мелькнула надежда, что я найду способ оставить у себя деньги, которые я был должен Оттавио. Я кивнул в знак согласия и стал пробираться к выходу. Трамвай остановился у вокзального скверика, расположенного неподалеку от виа Вольтурно, и мы сошли.
Чезаре отвел меня в укромный уголок и прошамкал:
— Есть у тебя тысяча?
— Тысяча чего?
— Тысяча лир… Я не ел два дня.
— Браво! — воскликнул я. — Ты попал в самую точку… А я-то только что думал, как бы мне получше пристроить тысячу лир.
Он понял, что я над ним смеюсь, и сказал жалобно:
— Ладно, если не хочешь одолжить денег, то хотя бы помоги мне.
Я осторожно спросил, чем я могу помочь ему.
— Взгляни сюда, — сказал он.
Я опустил глаза и увидел на его ладони испачканную в земле позолоченную монету с изображением женщины.
— Помоги мне продать эту римскую монету… Выручку пополам.
Я посмотрел на него и, сам не знаю почему, громко расхохотался:
— Римская монета… Римская монета… Докатился до подделки римских монет… Ну и ну… Римская монета…
Чем чаще я повторял «римская», тем больше смеялся. А он угрюмо смотрел на меня, держа монету в руке. Наконец он спросил:
— Позволь узнать, над чем ты смеешься?
Я посмеялся еще немного, а затем ответил:
— О таком деле не стоит и говорить.
— Почему?
— А потому, дорогой мой, что теперь даже дети знают, что такое эти римские монеты… Времена римских монет прошли.
Покорно положив монету в карман, Чезаре попросил:
— Одолжи мне тогда хотя бы двести лир.
В эту минуту я снова вспомнил об Оттавио и о деньгах, которые должен ему отдать. У меня теперь появилась надежда возместить их. В конце концов, чуть не каждый день читаешь в газетах о людях, которые попались на эти римские монеты. Почему бы эта штука не удалась и нам? Я сказал Чезаре:
— Мне жаль тебя… Я готов помочь… Но договоримся… Если засыпешься, ты меня не знаешь… Я — синьор, любитель древних монет… У меня есть деньги… Смотри.
Возможно, просто из чистого хвастовства я вытащил из кармана пачку ассигнаций и потряс ею у него под носом.
— У меня есть деньги, и что бы ни случилось, ты — жулик, а я тот, кого ты собирался обмануть… Договорились?
Он тут же с восторгом ответил:
— Договорились!
Я продолжал уверенно:
— Так вот, давай условимся, какую мы назначим цену за эту монету.
— Тридцать тысяч.
— Нет, тридцать тысяч — это мало… По меньшей мере шестьдесят… Сорок тысяч мне, двадцать тебе… Идет?
— Погоди, ведь мы же сказали пополам.
— Так ничего не выйдет.
— Ну ладно, двадцать тысяч.
— А теперь давай посмотрим, — продолжал я, — как нам получше обделать это дельце… Ты — землекоп… Рыл здесь котлован для нового вокзала… Нашел эту монету и спрятал… Ясно?
— Ясно.
— Монету сбываем так: я вмешиваюсь в разговор и говорю, что монета представляет большую ценность… Но надо найти имя какого-нибудь римского императора… Кого бы?
— Нерон.
— Нет, только не Нерон… Видишь, какой ты неуч… Кто же в Риме не знает Нерона?. |