И показал на висевшее над кассой объявление: «Вход по контрамаркам отменен».

Ремо стал упрашивать:

— Послушай… пропусти нас по двое… двоих сейчас и двоих на следующий сеанс.

Но Альфредо, не отрывая глаз от билетной книжечки, отрицательно качал головой. Однако уходить нам не хотелось, и мы так и остались стоять около кино под навесом, рассматривая афиши и людей, которые входили в кино. Вот к афишам неуверенно подходят две девушки, одна брюнетка, другая блондинка. На брюнетке черный бархатный жилет, немного потертый, и красная юбка из легкой ткани, мятая и грязная. Но она сразу понравилась мне: загорелая, как цыганка, глаза живые, черные, словно угольки, большой рот, красные губы, гибкая, стройная фигурка. А блондинка мне совсем не понравилась: толстая, с расплывшимися боками и грудью, в коричневом, похожем на паутину платье, в заштопанных чулках на толстых бледных ногах, лицо широкое, красное и покрытое пушком, как персик. У блондинки не было с собой сумочки, а черная бархатная сумочка брюнетки была такая плоская и тощая, что можно было поклясться, что там не лежало даже носового платка. Я толкаю локтем Ремо, показываю ему глазами, он подбадривает меня взглядом. Тогда я подхожу к девушкам и говорю: — Синьорины, разрешите пригласить вас в кино?

Брюнетка резко поворачивается.

— Нет, спасибо, мы ждем, — отвечает она.

— Кого же вы ждете? Женихов? — спрашиваю я с иронией.

Она сухо отвечает:

— А почему бы и нет? Вы не верите, что у нас есть женихи?

— Никто ничего не говорит, — отвечаю я, — раз курица кудахчет, значит снеслась.

— Что же, по-вашему, мы курицы?

— Конечно.

— А вы петухи?

— Ясно.

— Да вы желторотые цыплята, — говорит она своим сиплым голосом, неоперившиеся птенцы.

— Вы что, решили посмеяться над нами?

— И не собираемся, — отвечает она, неожиданно приняв какое-то решение. — Наоборот, если вы хотите пригласить нас в кино — то мы согласны, — и она сделала небольшой реверанс, придерживая обеими руками края юбки, словно желая этим сказать: что ж, приглашайте!

Мне стало не по себе. Собственно, я затеял разговор о кино, чтобы сломать лед молчания. Ведь у нас не было денег на билеты не только для девушек, но даже и для себя.

Я отвечаю:

— По правде говоря, денег на кино у нас нет. Это я так просто сказал.

Брюнетка начала смеяться, показывая два ряда красивых белых зубов.

— Да мы давно это поняли!

Блондинка что-то шепнула ей. Но та, вызывающе поглядывая на меня, только пожала плечами. Потом говорит:

— Ничего, неважно. Вы нам нравитесь и без денег. Не обязательно идти в кино. Может быть, прогуляемся немного?

— С удовольствием.

И мы пошли от кино по пустынной улице, которая вела вдоль стены за воротами Сан-Паоло. Брюнетка шла впереди, а мы четверо увивались около нее, потому что, как я сразу заметил, она понравилась всем четверым. А блондинка, насупившись, плелась позади одна-одинешенька. Брюнетка кокетничала, смеялась, шутила; у нее была такая походка, что при каждом шаге ее красная юбка развевалась, словно знамя; мы четверо наперебой заигрывали с ней, а с блондинкой — никто ни слова. Как я уже сказал, мне самому очень понравилась брюнетка, но остальные трое мешали мне, они все время лезли к ней со своими ухаживаниями, и это ужасно злило меня. Я беру ее под руку — глядь, Ремо, Этторе или Луиджи подхватывает ее с другой стороны; я взгляну на нее — и кто-нибудь из них забегает и тоже смотрит на нее; я отпускаю ей комплимент — и другой тут как тут. Наконец терпение мое лопнуло и я говорю Луиджи, самому замухрышке из четверых:

— Да отстань ты от нее… Почему бы тебе не составить компанию Элизе?

Элиза, блондинка, молча шла немного в стороне, покусывая травинку.