— Эх, если б я только мог!

От этих слов я стал храбрее и полез на него с кулаками, крича:

— А ну, попробуй… Трус… посмотрим… А ну, попробуй!.. Разбойник, гадина ты этакая!

В конце концов нас разняли, и я ушел, не оборачиваясь, счастливый, насвистывая какую-то веселую песенку.

В кафе, пока мы выставляли столики на улицу, я рассказал об этом случае, разумеется, на свой лад. Я описал того типа, сказал, как я его обругал, как я ему угрожал, как я ему в конце концов и вправду хотел по шапке дать. Но я не рассказал, что пока я кричал, его шесть человек держали. Однако товарищи, как всегда, мне не поверили. Гоффредо, буфетчик, сказал:

— Ну и хвастун же ты, брат… Да ты на себя когда-нибудь в зеркало-то смотрел?

Я ответил:

— Все чистая правда… Я ему, тупорылому, прямо в лицо сказал все, что я о нем думаю, и он проглотил.

Я повеселел, на душе у меня было легко, в это утро мне даже работа моя нравилась. Я входил в дом, выходил из дома и двигался так легко, словно танцевал, и выкрикивал заказы веселым звонким голосом. Гоффредо вдруг серьезно посмотрел на меня и спросил:

— Да что это ты? Выпил, что ли?

Я сделал пируэт и ответил:

— Так, малость… Рюмку анисовой и кружку холодного пива.

Я был всем доволен; даже к вечеру мое веселое настроение не прошло очень уж хорошо на меня подействовал утренний скандал! Часов в одиннадцать я пошел в буфет, чтобы взять две чашки кофе, и снова вышел в сад — ну просто выпорхнул, как воробышек. Мои столики — слева от двери, и когда я пошел в буфет, они все были заняты, только один, в самом углу, стоял пустой, но теперь я увидел, что кто-то уже сел за этот столик. Я быстро подал две чашки кофе, резво подскочил к этому столику, махнул по нему пару раз салфеткой, спросил:

— Что желаете, синьоры? — и только тогда поднял глаза.

Взглянул — и дыхание у меня перехватило: это был он. Он смотрел на меня насмешливо, а шапка была сдвинута на затылок. Рядом с ним сидел другой, из той же, видно, породы: весь черный, как мулат, волосы с проседью, а глаза налиты кровью.

— Смотри, смотри, кого мы повстречали… — сказал мой враг. — Синьоры желают две бутылки пива.

— Две бутылки пива, — повторил я, едва дыша.

— Только похолоднее, — сказал он. И для начала так сильно наступил мне на ногу, что я подскочил от боли.

Но я был так растерян, что даже не пытался защищаться, да к тому же страх убил во мне все другие чувства. Между тем он оглянулся вокруг и добавил:

— Недурное местечко… Много приходится работать, силач?

— Как когда.

— А в котором часу кончаешь, интересно знать?..

— В полночь.

— Прекрасно, еще час… Мы пока как раз разопьем пару бутылочек, а потом получишь на чай.

Я ничего не ответил и вернулся в буфет. Гоффредо, хлопотавший возле кипятильника для кофе, бросил на меня беглый взгляд и сразу же заметил, что я переменился в лице. Я сказал каким-то не своим, тоненьким голосом:

— Две бутылки пива, — и оперся о стойку, чтоб не упасть.

Гоффредо дал мне пиво и спросил:

— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

Я не ответил, взял пиво и вышел. Тот, мой враг, сказал:

— Браво, в официанты ты годишься вполне.

Но потом потрогал бутылки и добавил:

— Да пиво совсем теплое, оказывается.

Я положил руку на одну бутылку — как лед. Я сказал тихонько:

— Мне кажется, оно холодное.