Несмотря на то что ей было так тепло в объятиях Джека, она слегка задрожала.

— На время, — сказала Алессандра.

— Не на время, а навсегда, — сказал кузен.

— Но ведь нет ни единого доказательства того, что он совершил преступление, — заметила Алессандра. — Разве только похищение человека, ребенка. Да, он угрожал убить Изабеллу, но он скажет, что этого не было, так что мое слово будет против его слова. И даже если мы сумеем раздобыть доказательство того, что он собирался — только собирался — украсть древний артефакт, судья сможет дать ему не больше нескольких лет.

— Он не будет держать ответ перед английским судом, — проговорил Марко. — Ты забываешь, что в Австрии нынче правят союзники короля Георга. Лорд Л кнели уже сказал, что планирует передать нашего узника их представителям в Лондоне. Беллазони ответит перед австрийским правосудием, а австрийцы едва ли простят ему убийство своих земляков. — Он посмотрел на Джека: — Что касается его сопровождающих.

— Орричетти уже ответил за свои грехи, — сказал Джек и сообщил, что произошло. — Когда я думаю об этом, мне приходит на ум, что свершилось поэтическое правосудие, — добавил он после минутной паузы. — Из письма, которое ты мне дала, я понял, что он убил Стефано с помощью болиголова, растительного яда. А бак сделан из деревянных досок. Жаровня под баком нагревает его содержимое почти до кипения, а вы знаете, какая густая и тягучая бывает смола, когда разогреется. К тому времени, когда ночной караульный вернулся с помощниками и мы смогли выудить его оттуда…

Замолчав, он пожал плечами.

Алессандра несколько мгновений раздумывала над его словами, пытаясь осознать их.

— Пожалуй, мне следовало бы пожалеть его, ведь его постигла такая ужасная смерть, — сказала она наконец. — Но вынуждена признаться, что испытываю только облегчение. Облегчение, вызванное тем, что этот человек больше никогда не сможет манипулировать чьей-либо жизнью.

— Никто и никогда больше не сделает тебе ничего плохого, Алессандра.

Джек взял ее лицо в ладони. Они были исцарапаны и покрыты песком, однако твердые и нежные.

В Джеке это не было противоречием. Сунув руки в карманы сюртука, Марко принялся насвистывать мелодию из «Женитьбы Фигаро» Моцарта.

— Пойду-ка я прогуляюсь, — сказал он.

Как только Марко ушел, Алессандра не услышала, а почувствовала, что Джек смеется — он щекотал ей ухо.

— Этому повесе повезло, что он искупил свою вину, — сказал он. — Иначе бы ему несдобровать.

— Мужчины могут быть такими высокомерными, такими раздражающими, — промолвила Алессандра.

— Надеюсь, это ты не обо мне?

— Нет, что ты. Тебя я бы назвала артистичным… — Она провела пальцем по его исцарапанному подбородку. — И еще альтруистическим. И ду-у-ушевным.

— Знаешь, мне вдруг показалось, что ты хочешь сказать, что я «ду-у-урацкий». — Он нежно поцеловал ямочку на ее шее. — Какими только плохими словами ты не называла меня, когда мы впервые увиделись.

— Таким большим черным дьяволом.

— Да нет, «большой черный дьявол» — это еще не самое худшее из них, — с усмешкой напомнил ей Джек.