Много лет спустя, когда все сложные технические детали были отработаны, он и доктор Сартон применили теорию к созданию Дэниела. Затем Фастольф один сконструировал Джандера. Но все эти детали тоже хранятся втайне. Многие роботехники сочли это естественным. Они пытались каждый в одиночку отработать отдельные детали конструкции. А я задумался об Институте, где усилия будут объединены. Нелегко было убедить роботехников в полезности этого плана, убедить Совет дать на него фонды вопреки колоссальному сопротивлению со стороны Фастольфа, много лет упорно добиваться осуществления его, но Институт создан.
— Почему же доктор Фастольф противился?
— Во-первых, из самолюбия. Но и у меня его не меньше. У всех нас, естественно, есть самолюбие, оно исходит из присущего аврорцам индивидуализма. Фастольф считает себя величайшим роботехником истории, а человекоподобного робота — собственным личным достижением. Он не хочет, чтобы это достижение повторила группа роботехников, индивидуально близких по сравнению с ним. Я думаю, он смотрел на это, как на заговор личностей его уровня обескровить и обезличить его личную великую победу.
— Вы сказали, что это была причина для оппозиции «во-первых». Значит, были и другие мотивы?
— Он возражал также против объектов пользования, на которые мы планировали поставлять человекоподобных роботов.
— Каких объектов?
— Ну, не будем нервничать. Доктор Фастольф наверняка говорил вам о глобалистах и их планах заселения Галактики.
— Говорил. И доктор Василия говорила мне о трудностях достижения прогресса науки у индивидуалистов. Тем не менее, мне хотелось бы услышать вашу точку зрения на этот предмет. Хотите ли вы, чтобы я принял интерпретацию доктора Фастольфа насчет глобалистских планов как беспристрастную и справедливую, и вы констатируете это для записи, или предпочтете рассказать о ваших планах своими словами?
— Вы, похоже, не оставляете мне выбора, мистер Бейли?
— Никакого, доктор Амадейро.
— Ладно. Я, вернее сказать, мы, потому что люди в Институте все согласны в этом, смотрим в будущее и хотим, чтобы человечество открывало все больше новых планет для заселения. Однако, мы не хотим, чтобы этот процесс уничтожил старые планеты или довел их до умирания, как в случае — простите меня — Земли. Мы не хотим, чтобы новые планеты взяли у нас самое лучшее, а оставили одни отбросы. Вы понимаете?
— Продолжайте, пожалуйста.
— Во всяком ориентированном на роботов обществе, в данном случае в нашем, самое легкое решение — послать роботов как поселенцев. Роботы построят общество и планету, а потом мы все, без выбора, можем последовать на новый мир, такой же удобный и приспособленный для нас, как и старый. Мы перейдем туда, так сказать, не покидая дома.
— А не сделают ли роботы мир скорее для себя, чем для людей?
— Именно так и будет, если мы пошлем обычных роботов. Но у нас есть возможность послать человекоподобных роботов вроде Дэниела, которые, строя мир для себя, автоматически делают его для нас. Но доктор Фастольф возражает. Он видит какую-то добродетель в том, чтобы люди сами кроили новый мир из чужой и враждебной планеты, и не понимает, что такие усилия не только будут стоить множества человеческих жизней, но и дадут мир, подверженный катастрофам и ничуть не похожий на известные нам миры.
— А в чем Внешние Миры сегодня отличаются от Земли и друг от друга?
Амадейро на миг утратил свою жизнерадостность и задумался:
— Да, мистер Бейли, вы затронули важный пункт. Я говорил только об Авроре. Внешние Миры и в самом деле все разные, и большинство из них мне не нравятся. Мне ясно — хотя я, может быть, пристрастен — что Аврора, старейший из них, лучший и самый процветающий. |