Имело ли это вообще какое-нибудь значение, если это было частью мыслительного процесса, которая так и не пригодилась? Может, все это вообще бессмыслица?

Это засело где-то в уголке его мозга, и он шел на ленч, чувствуя себя победителем без настоящего ощущения победы. Что-то он все-таки упустил.

Еще одна вещь: станет ли Председатель настаивать на своем решении? Амадейро проиграл сражение, но он не из тех, кто отступается. Даже если поверить его высказыванию, что им движет не тяга к личной славе, а лишь патриотизм — все равно, он не отступится.

Бейли счел нужным предупредить Фастольфа:

— Доктор Фастольф, я не думаю, что дело кончено. Амадейро будет продолжать борьбу за исключение Земли.

— Будет, конечно.

Фастольф кивнул.

— Но теперь я этого не боюсь. Когда дело с Джандером заглохло, я уверен, что всегда сумею сманеврировать в Совете. Не бойтесь, мистер Бейли, Земля будет двигаться вперед. Не бойтесь также и мести со стороны Амадейро. Вы уедете с этой планеты до захода солнца, а Дэниел, конечно, проводит вас. Кроме того, рапорт, который мы пошлем с вами, здорово поможет вам в очередном продвижении по службе.

— Я рад уехать, но надеюсь, что у меня хватит времени проститься с Глэдией и с Жискаром, который спас мне жизнь в ту ночь.

— Что за вопрос, мистер Бейли! Но пожалуйста, кушайте.

Бейли ел, но без удовольствия. После изматывающих объяснений с Председателем и последовавшей за ними победой пища казалась безвкусной.

Он мог бы и не победить. Председатель мог оборвать его. Амадейро мог бы все начисто отрицать. Могли бы и оставить без внимания доводы и версии землянина.

Но Фастольф сиял.

— Я боялся самого худшего, мистер Бейли. Я боялся, что встреча с Председателем преждевременна, и что вы ничего не сможете сказать, что помогло бы в данной ситуации. Но как хорошо вы сумели это сделать! Я с восхищением слушал вас. В какой-то момент я опасался заявления Амадейро, что его слово значительнее слова землянина, который, в сущности, находясь в полубессознательном состоянии на чужой планете, на открытом…

Бейли холодно перебил его:

— Простите, доктор Фастольф, но я не был в постоянном полубессознательном состоянии. Та ночь была исключением, и я только тогда утратил контроль над собой. Все остальное время на Авроре я время от времени испытывал неудобства, но разум мой был всегда в отличном состоянии.

На конференции во время обмена мнениями с Председателем ему стоило больших усилий подавить свою злость, и теперь эта злость выплеснулась наружу:

— Только во время грозы, сэр, и еще пару секунд при посадке корабля…

Он даже не осознал, как пришло вдруг озарение, воспоминание, объяснение…

Только что этой мысли не существовало, и вдруг она взорвалась в мозгу, словно все время была там, и нужна была только искра, чтобы она возникла.

— О, дьявол! — сказал он благоговейным шепотом.

Он ударил кулаком по столу, так что зазвенела посуда.

— Что такое, мистер Бейли? — удивленно спросил Фастольф.

Бейли уставился на него. Вопрос не сразу дошел до него.

— Ничего, доктор Фастольф. Я просто подумал о дьявольской наглости доктора Амадейро: он вывел из строя Джандера, постарался свалить вину на вас, довел меня до полусумасшествия в грозовую ночь, да еще пользовался этим, чтобы подвергнуть сомнению мои утверждения. Из-за этого я сейчас и пришел в ярость.

— Ну-у, не надо, мистер Бейли. А ведь в самом деле, вполне возможно, что Амадейро погубил Джандера чисто случайно. Проверка, проведенная в Институте Амадейро, могла усилить неблагоприятные обстоятельства и вызвать такое случайное событие, но я не смог бы этого доказать.