Стыдно признаться, но в эту минуту я согласился бы, чтобы Земля разлетелась в куски, лишь бы быть с тобой. Но я не могу, Глэдия. Через несколько часов я уеду с Авроры, а ты не можешь ехать со мной. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь позволили еще раз приехать на Аврору, да и ты вряд ли сможешь посетить Землю. Я никогда не увижу тебя, Глэдия, но никогда не забуду. Через несколько десятков лет я умру, а ты в то время будешь так же молода, как сейчас, так что в любом случае, мы должны были бы расстаться.
Она прижалась головой к его груди:
— Ох, Илайдж, ты дважды вошел в мою жизнь, и оба раза лишь на несколько часов. Дважды ты делал для меня очень многое, а затем прощался. Я никогда не забуду тебя, Илайдж, даже если проживу дольше, чем рассчитываю.
— Только пусть эти воспоминания не помешают твоему счастью, — сказал он. — Прими Гремиониса и сделай его счастливым, и позволь ему дать счастье тебе. Не забывай, что тебе ничто не мешает писать мне. Между Авророй и Землей существует гиперпочта.
— Я буду писать, Илайдж. Ты тоже напишешь мне?
— Напишу.
Наступило молчание, а затем они с усилием оторвались друг от друга. Он пошел к двери и обернулся. Она стояла на том же месте посреди комнаты и через силу улыбалась.
— Прощай, — выговорили его губы, а затем беззвучно — он не мог сказать это вслух — добавил: «Любимая».
И ее губы ответили:
— Прощай, моя любовь.
Он повернулся и вышел, зная, что никогда больше не увидит ее, никогда не коснется ее снова.
Прошло некоторое время, прежде чем Бейли смог заняться задачей, которую еще оставалось ему выполнить. Он молча прошел с полпути до дома Фастольфа, затем остановился и поднял руку. Наблюдательный Жискар тут же оказался рядом.
— Сколько времени осталось до моего отъезда в космопорт, Жискар?
— Три часа десять минут, сэр.
Бейли подумал:
— Я хотел бы пройтись до того дерева, сесть, прислонившись к нему, и некоторое время посидеть одному. С вами, конечно, но без людей.
— На открытом месте, сэр?
— Да. Мне надо подумать, а день сегодня солнечный, безоблачный, он вряд ли мне повредит. Если мне станет плохо, я пойду в дом, обещаю. Ну как, пойдете со мной?
— Да, сэр.
Они дошли до дерева.
Бейли коснулся коры — палец остался чистым.
Он осмотрел почву и осторожно сел, прислонившись к дереву.
Не так удобно, как в кресле, но здесь, как ни странно, чувствовались мир и покой, чего, вероятно, не было бы в комнате. Жискар стоял рядом, и Бейли сказал ему:
— Садитесь тоже. Мне не хочется задирать голову, чтобы видеть вас.
— Я не смогу как следует охранять вас, если буду сидеть.
— Понимаю, Жискар, но в данный момент опасности не может быть. Моя миссия окончена, положение доктора Фастольфа укрепилось. Вы можете спокойно сесть, и я вам приказываю.
Жискар сел, но его глаза все время блуждали в разных направлениях.
Бейли посмотрел на голубое небо, прислушался к жужжанию насекомых, к крику птицы, заметил колыхание травы, где, видимо, прошмыгнуло мелкое животное, и подумал о том, как здесь мирно и тихо, и как этот мир и покой отличается от шума Города.
Впервые у Бейли возникло слабое впечатление, что открытое пространство может быть предпочтительнее Города.
Он был очень благодарен этому своему опыту на Авроре, и больше всего — грозе, потому что понял теперь, что сможет оставить Землю и встретиться с любым новым миром, на котором поселятся он, Бен и, может быть, Джесси.
— Спасибо, Жискар, что вы спасли меня в прошлую ночь. Не знаю, как благодарить вас.
— Меня вовсе не нужно благодарить. |