— Ничего подобного? — повторил Иван. — Врать ты не умеешь, вот что я тебе скажу… Но ты не расстраивайся, еще научишься. С твоими талантами.

— Да одевайся ты.

— Мишки, на самом деле, что-то долго нет… Нужно ему сотовый купить, на всякий случай.

— Давай завтра купим… Я тоже начинаю волноваться.

На большой сковородке оставалась треть омлета со спагетти, профессионально приготовленного Иваном. Сам он давно видел десятый сон, а Маша сидела на кухне, делала вид, что смотрит на монитор своего ноутбука, но ловила каждый шорох в коридоре. Ей постоянно казалось, что вот-вот она услышит царапанье ключа в замочной скважине, а следом мягко откроется и закроется вновь входная дверь.

А уж тогда она скажет ему все, что думает по этому поводу.

Но что она скажет? И по какому поводу?

Никакого повода нет…

Ей просто не спится, и на рынке сегодня затишье. Вообще, нужно с коротких позиций переходить на средние, чтобы не торчать все время у монитора, а подходить к нему разок в два-три дня, — и все. Или, еще лучше, — на длинные, чтобы включать его раз в месяц, не больше. На пятнадцать минут… Разницы почти никакой.

Она так долго прячется в этом своем виртуальном мире. Так боится показывать из него голову, — что противно становится самой.

Жалкое, трусливое создание… Разнесчастный страус, который, чуть что не так, тут же засовывает голову в рынок, как в песок. Чтобы так спастись и ничего не видеть.

Двадцать один год…

И за окном, все, что там есть, — чужое.

Было, есть и будет.

Все там — продается. Все там — можно купить… Все, только этим и озабочены. За такие жалкие копейки, — с ума сойти.

За такие жалкие копейки.

И она одна, как на островке, среди океана…

На ровном поле времени, от точки-цены вдруг появляется прямая линия к новой точке, — цена изменилась. Вдруг — новая прямая, цена изменилась снова, снова на четыре пункта… Еще прямая, еще прямая, еще… Так живет рынок, — ее друг.

Где ничего нельзя купить или продать, — где царит правда и справедливость. Где все, — правильно… Рынок никогда ее не предаст. Потому что он и она, — одно и тоже.

Тики, складываясь в неровную выщербленную линию, поднимаются вверх, пританцовывают радостно на вершине, — потом валятся вниз. Им нужно создать волну, кривую, зигзаг, — это рождается на свет существо рынка. Оно само строит себя… Оно всегда получается прекрасным.

Родившись, — оно начинает рассказывать о себе. Оно очень болтливо, это существо, потому что родилось на свет, чтобы рассказать о себе, о том, что было до него, что сейчас строится во вселенной, и что там собирается возводиться дальше. Оно преподносит ей план, по которому собирается соорудить нечто грандиозное, малой частью чего, является само.

Оно разбалтывает свои секреты, оно хвастается, оно хочет, чтобы им восхитились. И он достоин восхищения, — этот ребенок рынка.

Он так мил…

Есть еще другой мир, в который она всегда возвращается. Обязана вернуться.

Потому что там еда, постель, там душ, и вещи, которые она надевает. Там много всего ненужного… И много, много, много, много людей.

Но, вернувшись, Маша кожей начинает ощущать — их беспричинную злобу и вранье.

Два часа ночи, — в коридоре тихо. Три часа, — в коридоре тихо. Четыре часа…

Да что же это такое!..

Чашка с остывшим кофе в Машиных руках слегка трясется, — ей страшно.

Ужасные монстры со всех сторон подступили к ней, протянули свои корявые когтистые руки.