Миссис Макди отвела глаза в сторону. Ей никогда не приходилось работать у супругов, которые так открыто демонстрировали бы свою взаимную любовь, как это делали Анна и Люсьен Ле Серре. Они вели себя, как молодожены, не замечая никого вокруг.

Миссис Макди работала у них с рождения Рафиллы, она давно поняла, что привязалась к этой семье именно из-за мистера Ле Серре. Он был… каким-то особенным. И дело здесь не только в его известности — знаменитый тенор, выступавший в лучших оперных театрах мира. Он был еще и темнокожим: наполовину эфиоп, наполовину американец. Няня никогда в своей жизни не видела такого интересного мужчины.

Анна Ле Серре была полной противоположностью своему гиганту-мужу: если он был ростом под два метра, то она едва дотягивала до ста шестидесяти. Кожа у Анны была белой как алебастр, а волосы цвета воронова крыла. Миниатюрная и стройная, она обладала той редкой и мягкой красотой, которую давало сочетание английской и французской крови. Когда-то Анна была балериной, подающей большие надежды, но вышла замуж за Люсьена и поставила крест на своей карьере, а теперь она надеялась, что дочь пойдет по ее стопам.

Рафилла унаследовала лучшие черты своих родителей: гладкую оливкового цвета кожу, роскошные густые темные волосы, длинные ноги и уже угадывающуюся красоту.

Губки Рафиллы скривились в гримасе разочарования, когда она развернула последний подарок и не обнаружила спрятанного велосипеда.

Раздался звонок в дверь — это начали прибывать на праздничный чай ее школьные подруги. Затаив дыхание, Одиль, одетая в платье из коричневого бархата с белым кружевным воротником, попросила разрешения посмотреть подарки. Не обнаружив велосипеда, она с сочувствием посмотрела на подружку.

Праздничное угощение было великолепным. Пирожные, пшеничные лепешки, тоненькие английские чайные тарталетки со сливочным сыром, джемом и шоколадным кремом — все самое любимое. А потом настала очередь торта — большого, с засахаренными фруктами, земляникой и семью свечами.

„Мне уже семь лет, — с удивлением подумала Рафилла, — я почти взрослая“

Люсьен подхватил дочь на руки и крепко поцеловал.

— Я люблю тебя, моя сладкая, — произнес он своим глубоким, звучным голосом. — Ты делаешь мою жизнь такой счастливой. Не забывай об этом.

И он отнес ее на руках в прихожую, где стоял самый большой, самый лучший, сверкающий красный велосипед, какие ей только приходилось видеть.

С радостным криком Рафилла бросилась к велосипеду. Как замечательно завершался день ее рождения!

Позже, когда подружки разошлись по домам — за исключением Одиль, остававшейся на правах лучшей подруги ночевать, — Рафилла и Одиль сидели у ног Анны, которая готовилась к вечернему выходу. Девочкам очень нравилось наблюдать, как она накладывает косметику, укладывает наверх роскошные косы, надевает изящные бирюзовые с бриллиантами серьги и такое же ожерелье.

Рафилла понимала, что ее мама очень красива, и невероятно гордилась этим.

Вскоре появилась миссис Макди, чтобы забрать девочек.

— Ради Бога, дайте маме побыть одной, — проворчала она.

Они спустились по лестнице в библиотеку, где Люсьен разговаривал с отцом Одиль Генри — известным французским политиком. Мужчины были хорошими друзьями, впрочем, как и соседями, и сегодня вечером собирались отправиться вместе на важный обед с политиками. Мать Одиль Изабелла в данный момент гостила у родственников в провинции.

— Что же вы за непоседы такие! — с улыбкой пожурил девочек Люсьен.

Девочки начали оправдываться, что они очень послушные, за что каждая и была вознаграждена большим стаканом запрещенной кока-колы. Это вызвало бы неудовольствие миссис Макди, она считала, что девочкам не следует пить никаких шипучих напитков, особенно на ночь.