Рокоссовский тотчас же вместе с командующим артиллерией генералом Казаковым отбыл в район Киева. На хозяйстве был оставлен заместитель — надёжный и опытный генерал И. Г. Захаркин. Перед выездом, уже в машину Рокоссовскому принесли радиограмму от Верховного: «В случае необходимости немедленно вступить в командование 1-м Украинским фронтом, не ожидая дополнительных указаний». Ситуация складывалась примерно такая же, что и в конце сентября 1942 года, когда он прибыл на КП генерала Гордова и принял командование войсками Сталинградского фронта.

О встрече с Ватутиным Рокоссовский оставил такие воспоминания:

«Как я ни старался, дружеской беседы на первых порах не получилось. А ведь встретились два товарища — командующие соседними фронтами. Я всё время пытался подчеркнуть это. Но собеседник говорил каким-то оправдывающимся тоном, превращал разговор в доклад провинившегося подчинённого старшему. В конце концов я вынужден был прямо заявить, что прибыл сюда не с целью расследования, а как сосед, который по-товарищески хочет помочь ему преодолеть общими усилиями те трудности, которые он временно испытывает.

— Давайте же только в таком духе и беседовать, — сказал я.

Ватутин заметно воспрянул духом, натянутость постепенно исчезла.

Мы тщательно разобрались в обстановке и ничего страшного не нашли.

Пользуясь пассивностью фронта, противник собрал сильную танковую группу и стал наносить удары то в одном, то в другом месте. Ватутин вместо того, чтобы ответить сильным контрударом, продолжал обороняться. В этом была его ошибка. Он мне пояснил, что если бы не близость украинской столицы, то давно бы рискнул на активные действия.

Но сейчас у Ватутина были все основания не опасаться риска. Помимо отдельных танковых корпусов две танковые армии стояли одна другой в затылок, не говоря об общевойсковых армиях и артиллерии резерва Верховного Главнокомандования. С этим количеством войск нужно было наступать, а не обороняться. Я посоветовал Ватутину срочно организовать контрудар по зарвавшемуся противнику. Ватутин деятельно принялся за дело. Но всё же деликатно поинтересовался, когда я вступлю в командование 1-м Украинским фронтом. Я ответил, что и не думаю об этом, считаю, что с ролью командующего войсками фронта он справляется не хуже, чем я, и что вообще постараюсь поскорее вернуться к себе, так как у нас и своих дел много. Ватутин совсем повеселел.

Меня несколько удивляла система работы Ватутина. Он сам редактировал распоряжения и приказы, вёл переговоры по телефону и телеграфу с армиями и штабами. А где же начальник штаба фронта? Генерала Боголюбова я нашёл в другом конце посёлка. Спросил его, почему он допускает, чтобы командующий фронтом был загружен работой, которой положено заниматься штабу. Боголюбов ответил, что ничего не может поделать: командующий всё берёт на себя.

— Нельзя так. Надо помочь командующему. Это ваша прямая обязанность как генерала и коммуниста.

Должен прямо сказать, что Боголюбов по своим знаниям и способностям был на месте. Возможно, излишнее самолюбие помешало ему на этот раз добиться правильных взаимоотношений с командующим.

Боголюбов обещал сделать всё, чтобы не страдало общее дело. Поговорил я и с Ватутиным на эту тему. К замечанию моему он отнёсся со всей серьёзностью.

— Сказывается, что долго работал в штабе, — смущённо сказал он. — Вот и не терпится ко всему свою руку приложить.

Сообща наметили, как выправить положение. Забегая вперёд скажу, что Ватутин блестяще справился с задачей, нанёс такие удары, которые сразу привели гитлеровцев в чувство и вынудили их спешно перейти к обороне.

Свои выводы об обстановке, о мероприятиях, которые уже начали проводиться войсками 1-го Украинского фронта, и о том, что Ватутин как командующий фронтом находится на месте и войсками руководит уверенно, я по ВЧ доложил Верховному Главнокомандующему и попросил разрешения вернуться к себе.