Рокоссовский давно мечтал о масштабном сражении, где бы он мог от начала, от планирования операции и до решающей атаки и дальнейшего преследования управлять войсками сам. Его великолепно отлаженный штаб и храброе войско к такому сражению были готовы и ждали его.

В марте 1944 года Верховный позвонил Рокоссовскому по ВЧ. Сказал, что Ставка готовит крупную стратегическую операцию. Кратко очертил задачу 1-го Белорусского фронта. И тут же спросил его мнение. «Должен сказать, — вспоминал маршал, — что ещё до этого разговора со Сталиным мы у себя обсуждали такой вариант: объединение в одних руках всего участка от Быхова до Владимир-Волынского. Это давало нам огромные преимущества в манёвре силами и позволяло смело решиться на организацию удара в обход Полесья как с севера, из района Бобруйска, так и с юга, из района Ковеля. Некоторых затруднений в управлении войсками можно было, конечно, ожидать, но это нас не смущало. У нас уже имелся опыт управления войсками в не менее сложной обстановке при ликвидации окружённой в Сталинграде группировки противника. Во всяком случае, легче было организовать управление объединёнными силами, чем согласовывать взаимодействие с соседним фронтом при решении одной общей задачи».

Снова, как и под Сталинградом, а потом под Курском, у Рокоссовского родилась идея создания мощной группировки, объединённой не только общими задачами, но и единым командованием. И в себе самом, и в своём штабе и войсках он чувствовал ту силу, которая способна сокрушить противника, стоявшего перед его фронтом: он будет либо уничтожен, либо надолго выведен из строя.

К лету перед «белорусским балконом» немцы сконцентрировали группировку в 1 миллион 200 тысяч человек: 63 дивизии и три бригады при 9500 орудиях и миномётах, 900 танках и 1350 самолётах различных типов.

Рокоссовский сказал Сталину, что для успеха предстоящего сражения потребуется самое тесное и до мелочей согласованное взаимодействие с войсками правофлангового 2-го Белорусского фронта, но существует и непреодолимая помеха — фланги разделены широкой полосой лесов и болот.

— Было бы целесообразно, товарищ Сталин, передать нам часть полосы нашего левофлангового соседа 1-го Украинского фронта, — предложил свой вариант Рокоссовский.

Сталин, выслушав своего Багратиона, задумался.

— Товарищ Рокоссовский, скажите, вы в своём штабе уже обсуждали возможные действия ваших войск на этом направлении?

— Да, товарищ Сталин, обсуждали. В случае передачи нам участков фронта вместе с войсками на правом и левом флангах нам значительно легче будет организовать управление объединёнными силами, чем согласовывать взаимодействие с соседними фронтами при решении одной общей задачи.

«Тут как раз в пользу нашего предложения сработал случай, — вспоминал Рокоссовский. — На участке 2-го Белорусского фронта произошла неприятность — противник нанёс удар и овладел Ковелем. Сталин предложил мне быстро продумать наш вариант объединения участка обоих фронтов, сообщить в Ставку и скорее выехать к П. А. Курочкину, командующему 2-м Белорусским фронтом, чтобы сообща принять меры для ликвидации прорыва противника».

Рокоссовский выехал на северное крыло будущей своей группировки, встретился с генералом П. А. Курочкиным и его штабом. После изучения обстановки пришли к выводу, что накануне решающего сражения проводить частную операцию по освобождению Ковеля нецелесообразно. Рокоссовский доложил об этом в Ставку, и там с их предложением согласились.

Это был уже не 41-й год, когда из Ставки в войска летели категоричные приказы немедленно отбить у противника оставленную деревню или городок, не считаясь с потерями и общей обстановкой. Верховный главнокомандующий чувствовал силу своих полководцев и доверял их инициативе.