|
- Честное слово, он становится совершенно невозможным! - Это к делу не относится! Знает он или нет? - Конечно нет! - Ты уверен? Миссис Плессингтон приходила к тебе. Разве он не поинтересовался, что ей нужно? - Мы даже не разговариваем! - Он не мог подслушать? Мысль о Терри заставляла меня нервничать. Он слишком хорошо разбирался в бриллиантах, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности. - Нет. Когда пришла миссис Плессингтон, он был занят с клиентом. - Слушай, Сидней, он не должен ничего знать. Собственно, никто не должен знать, а то пронюхает Том. Строго говоря, сделка должна проходить через фирму. У Тома будут все основания для недовольства, если он узнает про нашу затею. Сидней опять тревожно заерзал. Он знал это не хуже меня. - Если я куплю колье на свои деньги, - воскликнул он несколько вызывающе, - Том будет здесь ни при чем! - Но миссис Плессингтон - клиент фирмы, - сказал я. Я хотел внушить ему чувство вины. - Слушай-ка, Сидней, чтобы фирма осталась в стороне, тебе лучше работать над эскизом дома, а не в офисе. Если я достану колье, его тоже лучше держать у тебя. Ему неоткуда было знать, что это условие существенно для моего плана. Он не колебался. - Да, все останется строго между нами. - Он с доверием посмотрел на меня. - Ты поможешь с ожерельем, Ларри? "Ну и нахал, черт его дери, - подумал я, - ведь он знает, что без меня не сможет ни сделать ожерелье, ни уговорить миссис Плессингтон расстаться с колье за такую возмутительную сумму. И тем не менее, собираясь получить гигантский барыш и выкинуть Тома Льюиса из сделки, он предлагает мне жалкие два процента”. - Ты знаешь, на меня можно положиться, - ответил я. Во время полета в воздушном такси, обдумывая, как украсть колье без риска, я испытывал угрызение совести из-за Сиднея, потому что в случае успешного выполнения моего плана ему предстояло понести ущерб, но теперь, когда он показал свою алчность, упреки совести утихли. Скажи он мне: “Слушай, Ларри, давай поделимся поровну. Ты берешь на себя всю работу, а я предоставляю капитал”, - и я отказался бы от своей затеи. Но раз он проявил себя таким проклятым жадюгой и эгоистом, предложив мне только два процента, я, не сходя с места, решил осуществить свой план. Ему наплевать на миссис Плессингтон, так чего же мне беспокоиться о Сиднее. Сцену, которую мне устроила миссис Плессингтон, лучше забыть. Она не назвала Сиднея вором прямо, но это подразумевалось. Она плакала и заламывала свои голые руки. Она неистово металась по просторной комнате, выставляя себя в самом нелепом виде. Она обвинила меня во лжи, напомнив мне, как я уверял ее, будто бриллианты никогда не теряют ценности. На это я возразил, что колье придется разломать, и, если она подождет с год или около того, я обеспечу ей не менее полутора миллионов за камни и платину, но, поскольку она требует денег сразу, Сидней не может предложить ей больше. Наконец она утихомирилась. Что ни говори, на три четверти миллиона долларов не начихаешь, особенно если теряешь не свои деньги. До сих пор ей не приходило в голову, что попытка продать колье в теперешнем виде неизбежно приведет к огласке, и это соображение в конце концов укротило ее. Она сказала, что примет чек, подписанный Сиднеем, который я держал наготове, но добавила, что никогда больше не будет иметь дел с фирмой “Льюис и Фремлин”. |
