Как всегда, он был вежлив, любезен и показывал в улыбке все зубы. Но когда капитан обеими руками пожимал руку девушке и усаживал на стул возле своего стола, Оксана заметила по направлению его взгляда, что он очень внимательно рассматривает ее кружевную накрахмаленную наколку, прикрепленную к волосам простенькими, покрытыми черным лаком шпильками.
— Нам необходима ваша помощь, милая Анна Шеккер, — сказал капитан, зажигая сигарету и затягиваясь. — Помните, мы говорили с вами на эту тему.
Он игриво улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, наблюдал, какое впечатление произвели его слова на девушку.
— Пожалуйста, — улыбнулась Анна. — Все, что в моих силах…
Лицо капитана приобрело какое–то рассеянное и в то же время деловитое выражение, как будто он не придавал особенно серьезного значения тому, о чем ему приходится сейчас говорить по долгу службы.
— Да… Конкретное задание я вам дам позже. А сейчас я вызвал вас… Тут у меня во время налета произошел весьма странный и неприятный случай. Вы ничего не слышали?
Небрежно–быстрый взгляд — и глаза капитана блудливо уходят в сторону.
О, как же? Анна слышала и видела. Правда, она еще не знает, о каком именно случае идет речь.
— Я знаю, что были жертвы, — сказала Оксана, как бы несколько озадаченная вопросом. — Восемнадцать человек убитых. А потом нашли еще одного офицера в блиндаже.
— А–аа, этот… обер–лейтенант… — досадливо произнес капитан и нетерпеливо щелкнул пальцами. — Ну как же его?..
Оксана сочувственно смотрела в рот капитану, делающему вид, что он не может припомнить фамилии обер–лейтенанта. Ну, конечно, Анна Шеккер не знала и не могла знать фамилии погибшего гестаповца. Капитан так и не дождался подсказки.
— Бог с ним! — сказал он, махнув рукой. — Кстати, вы не видели этого обер–лейтенанта?
— Видела, — поспешно кивнула головой Анна, словно радуясь, что наконец–то она может удовлетворить любопытство капитана. — Солдаты несли его на плащ–палатке мимо столовой. — Она хотела добавить, что все официантки смотрели в окна, но удержалась: «все» — это уже похоже на оправдание, а ей оправдываться не следует.
Рука капитана скользнула в ящик стола, и почти в то же мгновение перед лицом Оксаны появилась фотография. Это была фотография Маураха. Темными проницательными глазами гестаповец пристально смотрел с глянцевой бумаги на девушку.
— Этот? — быстро спросил капитан и затаил дыхание.
— Не знаю, — не дрогнув, ответила Анна и виновато, растерянно пожала плечами. — Ведь я его не видела. Лица не видела…
Фотография исчезла в ящике стола. Капитан стряхнул в пепельницу столбик сизого пепла с сигареты и откинулся на спинку стула.
— А скажите, Анна, вы не видели этого обер–лейтенанта у себя в столовой? Я вам напомню: это было ровно четыре дня назад, в среду, примерно часов в шесть утра.
Нужно было говорить правду, нет не правду, а то, что близко к правде. Очевидно, кое–что капитану известно, и он уже допрашивал других официанток. Анна наморщила лоб.
— Обер–лейтенант? Подождите… Кто–то из незнакомых офицеров заходил. Я не могу сказать точно, в какой день это было. Помню только, что утром, в конце завтрака. Возможно, и в среду. Да, да, это было в среду, именно в тот день, когда налетели советские самолеты.
Анна оживилась, глаза ее заблестели.
— Он сидел за столиком с летчиком, разговаривал с ним. Но в каком чине был этот офицер, я не обратила внимания.
Капитан снова вынул фотографию.
— Значит, вы видели этого обер–лейтенанта за столиком?
— Разрешите…
Анна взяла в руки фотографию и довольно долго рассматривала ее, то удаляя, то приближая к глазам. |