Ласточки уже закончились, как и разные другие патроны. Это означало, что я истратил половину боезапаса. Теперь в остатке только Орхидеи, Игольники и Гром. Очень хотел взять с собой зажигательные патроны, чтобы протестировать их в боевых условиях. Но, учитывая количество других хантов, решил не рисковать. Да и с имеющейся амуницией надо быть аккуратней. Все три вида могут сильно повредить Паладинам, если я их случайно зацеплю. Орхидеи и Гром не пробьют освященную броню, но оглушат. А вот Игольники могут и прошить. Так что я старался максимально сосредоточиться при стрельбе.
И не смотря на все наши усилия, многие твари все же успевали забраться в окна. Не в ближних домах, но все же. Даже в дальних сидело много наших. Пусть их и охраняют, но то здесь, то там, слышались крики хантов. В какой-то момент, когда Стена щитов начала прогибаться под напором тварей, позади раздался приказ Амидраэль:
— Активировать первые печати. Сбросить бомбы.
Вот теперь поле боя действительно превратилось в настоящий ад. Печати на стенах вспыхнули ярче. По всей мостовой засветились руны. Их сияние пробивалось даже сквозь реки крови. Нападающие начали дергаться от неистовой боли. Меня накрыла волна запаха горелой плоти. Вся улица искрилась молниями, вылетающими из символов. Они плавили камень, крошили стены, поджаривали врагов. Ветви молний, словно змеи, ползли по окровавленной мостовой. От одной цели до другой. Ловушки были установлены в двадцати метрах от баррикады, дабы не задеть своих. И молнии не поднимались выше первого этажа. Улица превратилась в карнавальное светопредставление.
Проблема в том, что они не могли никого убить. Этих тварей пытали электрошоком. Они привыкли, стали сопротивляться. И продолжали идти. По трупам, по костям, по черепам, утопая в крови. Но их марш стал медленным. Сбитым. Именно этого Расвы и добивались. Все новые и новые твари входили в зону ловушек и замедлялись. А им в спину перли другие, напирая и подталкивая. На хвосте замедленной волны сейчас собирался плотный сонм чудищ. И он становился все больше и больше с каждой секундой. И когда он дойдет до баррикад, то сметет все на своем пути.
А в следующее мгновение полетели бомбы. Это были метательные гранаты, на манер наших, времен второй мировой, только более громоздкие. Это были круглые бомбы с зажжёнными фитилями. Это были специальные камни со светящимися на поверхности рунами. Это были пузатые склянки с бурлящей внутри жидкостью. Все это летело из окон домов. Сыпалось с крыш. И взрывалось. Улица превратилась в ад. Дома по обе стороны начали дрожать и оседать. Я продолжал стрелять, но грохот выстрелов тонул в громе взрывов. Растворялся, словно тоненький ручеек в бурлящей реке хаоса. Обезумевших рвало на части. Берсерки горели, теряли конечности, но продолжали идти, ковылять и ползти вперед, оставляя за собой следы из внутренностей. Но лишь для того, чтобы замереть безвольными мешками мяса в паре метров впереди. Непрекословные держались лучше всех. Они заслонялись щитами, шатались из стороны в сторону, жались к стенам. Многие все-таки падали, но были и те, кто пережил бомбардировку. И они продолжали наступать.
Мы сосредоточили огонь на тех тварях, которые атаковали Паладинов и не попали под массированную атаку. Их напор сильно ослаб, поэтому Рыцари стояли на месте. Но противников по-прежнему было достаточно много. Я не досчитался пары хантов, а копейщики стянулись к краям, защищать фланги, пока не подойдет резерв. Стрелять приходилось прицельно, но основную работу сделали лучники с крыш, которые били нападавших в спину. Когда половину тварей удалось перебить, Паладины сами закончили начатое. А у нас появилась пара секунд передышки.
Я оглядел улицу. Многие уроды, что во время бомбардировки ползли по стенам, не пострадали. И сейчас лезли во все окна. По улице же двигались разрозненные группы выживших тварей. Их нагоняли быстрые Обезумевшие, которые еще не достигли зоны поражения в момент бомбардировки. |