Да нет же, нет! Вот он, состав гружёный, десятивагонный, бесстыдно зад свой взгляду кажет – догнал-таки! Догнал!

    – Эх, Махина, – радостно прохрипел Благуша вновь пересохшим горлом, – и чего это я в тебя такой влюблённый?!

    В этот самый момент низкий, протяжный гудок Махины возвестил о начале движения, и состав тронулся.

    Глава восьмая,

    где Благуша завязывает новое знакомство

    Чтобы добраться до источника, надо плыть против течения.

    Апофегмы

    Благуша успел.

    Просто не мог не успеть после такой изнуряющей скачки, оторви и выбрось! После таких отчаянных усилий! Тем более что и Махина скорость набирала медленно, постепенно, словно тяжко было ей тащить свои собственные вагоны, так что догнать её оказалось несложно.

    Подлетев к смотровой площадке заднего вагона, слав перекинул ногу через седло и, напружинившись в стремени, лихо перемахнул через невысокие решётчатые перила. То есть лихо бы перемахнул, как хотелось, но недостаток опыта, вернее, полное его отсутствие в подобных эскападах подвело, и, не удержавшись на ногах на неожиданно скользком железе, причём инерция соскока развернула тело вокруг оси, он сперва со всего маху навернулся макушкой о стенку грузовоза, а затем приложился всем телом об пол. Железо так и загрохотало. От удара из глаз и искры посыпались, и слёзы выступили – всё, как говорится, в полном наборе. Ругаясь почём зря, чтобы хоть как-то заглушить боль, Благуша кое-как утвердился на четвереньках и поднял гудящую, ошалевшую от такого обращения голову.

    Тополиный полустанок медленно уплывал прочь, а по перрону очумело мотались его коняги, распугивая мирян и служителей. Высмотрев среди прочих смотрителя полустанка, Благуша, превозмогая боль, рывком поднялся на ноги, вцепился руками в перила ограждения и хрипло крикнул во весь голос:

    – Присмотри за конягами! Не дай им запалиться, поводи их!

    И с удовлетворением увидел, как по знаку смотрителя к конягам выскочили двое пацанов, из той малышни, что всегда крутится в подобных местах в ожидании чудес и приключений, подхватили коняг за поводья и побежали по перрону, потянув их за собой.

    Славно. Не пропадут коняги, хоть и бросил он их, почитай, на произвол судьбы. Не по-хозяйски было губить животин, да и жаль, оторви и выбрось, чисто по-человечески – ведь верно послужили. А так пусть, хоть и в чужих руках, послужат людям ещё…

    Благуша осторожно потрогал моментально вспухшую шишку (здоровенная будет, оторви и выбрось!), затем, спохватившись, глянул по сторонам и облегчённо вздохнул – слетевшая при падении с плеча котомка сиротливо жалась к стенке грузовоза. Подобрав её, слав снова уставился в убегающую даль, на быстро уменьшающийся полустанок, постепенно остывая и отдавая ветру вместе с излишками тепла тревогу и нервное ожидание, томившие его на протяжении всей гонки до Махины, а заодно стараясь потихоньку привести мысли в порядок. Да уж, выдалось приключенье, нежданное, непрошеное, а всё благодаря Выжиге…

    Чем быстрее Махина набирала положенную скорость, разгоняясь по прямым, как взгляд, путям и унося его в неизвестность, чем больше набирал силу ветер, врываясь на заднюю площадку грузовоза из боковин и напористо охолаживая разгорячённое тело, тем больше в душе росла эйфория от собственной, совсем не свойственной ему в обычной жизни лихости. Наверное, рано или поздно в жизни любого человека наступает момент, когда приходится испытать себя на прочность, и такой момент в жизни Благуши наступил, более того, он выдержал испытание, оторви и выбрось, с честью! Да уж, верно говорят – чтобы достичь желанной цели, порой приходится проявить завидное упорство, преодолеть всяческие лишения.