Так что несмотря на изрядную усталость и здоровенную шишку на макушке, душа у Благуши пела и ликовала. От избытка чувств он даже рассмеялся вслух, заглушив на миг гул свирепеющего от такой насмешки ветра, и в этом ликовании совсем не было места для вероломного заклятого другана Выжиги, а потому и думать о нём слав больше не стал.

    Вскоре полустанок превратился в размытую точку на горизонте, а потом и вовсе пропал из виду. По бокам теперь плыла, мелькая цветными полосами разнотравья, голая степь, на которую он уже насмотрелся до тошноты ещё в седле, да убегали назад сверкающие под Небесным Зерцалом рельсы.

    Наконец остыв и успокоившись окончательно, слав достал из кармана туесок. Открыл, подождал, пока вмиг зашипевший и «заплакавший» на свету светло-голубой кубик наполнит ёмкость водицей, и, не торопясь, смакуя каждый глоток – это тебе не на коняге глотать, – выпил, после чего ему значительно полегчало. Выполнив своё дело, туесок отправился в котомку, так как необходимость держать его в кармане уже отпала. Затем Благуша привёл себя в порядок одёрнул армяк, расправляя складки, пригладил разлохмаченные шалунишкой ветром вихры – и решил, что пора отправляться искать свободное местечко в людских вагонах.

    По периметру стен снаружи грузовозов, на уровне пола, шли ограждённые перильцами узкие служебные дорожки, называемые боковинами, предназначенные для обхода вагонными сторожами на остановках вверенных Махине товаров. По ним-то и предстояло пройти.

    Едва он с задней площадки ступил на ближайшую боковину, как тугой встречный ветер накинулся на него, как оголодавший зверь, едва не срывая волосы с головы. Привёл, называется, себя в порядок, усмехнулся про себя Благуша, цепляясь за перила, от которых ветер норовил его оторвать. Чтобы добраться до людских вагонов, нужно было миновать ни много ни мало аж шесть длиннющих грузовозов, и всё вот под таким напором. Неудивительно, что ни одного сторожа не видно – кому ж охота так «проветриваться»? Но деваться было некуда, и Благуша медленно побрёл вперёд, перебирая руками по перильцам.

    Когда он наконец добрался до цели, то успел основательно продрогнуть, несмотря на то что был одет в тёплый армяк. Как и у последнего грузовоза, у людского вагона сзади тоже имелась широкая металлическая площадка, а вот боковины отсутствовали за ненадобностью, позволяя вагону максимально раздаться вширь. Стуча зубами от холода, Благуша доковылял до торцовой дверцы и дёрнул за ручку. Дверца не поддалась. Нужно было как-то привлечь внимание, ежели он не хотел тут околеть, поэтому Благуша повернулся спиной и несколько раз лягнул дверцу каблуком сапога. Грохот вышел знатный, глухой бы услышал, так что долго ждать не пришлось – дверца лязгнула, открываясь, и перед Благушей предстал низкорослый манг в зелёном служебном армяке – вагонный смотритель.

    – Безбилетник, песок в колёса! – радостно, во весь голос объявил смотритель, словно приглашая всех седунов вагона присоединиться к его нежданному веселью. – Ну, входи, бедолага!

    – Сам ты безбилетник, оторви и выбрось! – хмуро парировал Благуша и полез в кошель за бабками – Опоздал я на Махину, только что на конягах догнал, и то насилу.

    – А, так ещё и коняги с тобой! А где ж ты их спрятал, песок в колёса, грузовозы ведь уже все закрыты?

    Вот дудак, удивлённо подумал про себя Благуша. Как только таких дудаков в смотрителях держат? И нехотя прояснил, на его взгляд, очевидное:

    – Коняги на этом… Вот! На Тополином полустанке остались.