Я же говорила, мы становимся знаменитыми.
– Очень плохо, нам не следует выходить из подполья. – Панталеон Пантоха указывает на плакат, гласящий: «В закрытый рот муха не влетит». – Я бы хотел, чтоб ты привела десять кандидаток, я сам выберу пять лучших. Вернее, четырех, потому что одна, я полагаю…
– Ольгита, Блазильянка! – Китаец Порфирио лепит в воздухе пышные формы. – Блестящая идея, сеньол Пан-Пан. Это плоизведение искусства плинесет нам славу. Вот съездим, и вмиг отыщу ее вам.
– Найди тотчас же и веди сюда. – Панталеон Пантоха краснеет, у Панталеона Пантохи меняется голос. – Пока Сморчок не прибрал ее к рукам. У тебя еще целый час, Китаец.
– Ну что за спешка, сеньор Пантоха. – Чучупе укладывает мармелад, сахар, печенье. – Пожалуй, и я взглянула бы на личико прелестной Ольгиты.
– Замолчи, любовь моя, не надо больше об этом думать. – Панта беспокоится, Панта разрезает картон, малюет на нем, вешает на стену. – С этого момента в нашем доме раз и навсегда запрещается говорить о распятом ребенке и о сумасшедших братьях. А чтобы и вы, мама, не забыли об этом запрете, я вешаю плакат.
– Счастлива видеть вас снова, сеньор Пантоха. – Бразильянка ест его глазами, Бразильянка изгибается, наполняет все вокруг ароматом духов, верещит. – Так вот какая она, знаменитая Пантиляндия. Столько о ней слышала, а представить не могла.
– Знаменитая, что? – Панталеон Пантоха вытягивает вперед шею, Панталеон Пантоха подает стул. – Садитесь, пожалуйста.
– Пантиляндия, так люди называют это, – Бразильянка раскидывает руки в стороны, Бразильянка сверкает выщипанными подмышками, заливисто смеется. –
– И не только в Икитосе – повсюду. О Пантиляндии я слышала в Манаосе. Странное название, наверное от Диснейляндии?
– Боюсь, скорее, от Панты. – Сеньор Пантоха оглядывает ее с головы до ног, сеньор Пантоха оглядывает ее справа и слева, улыбается, становится серьезным, опять улыбается, потеет. – Но ты ведь не бразильянка, ты перуанка? По крайней мере по разговору.
– Я родилась здесь, а прозвали Бразильянкой за то, что жила в Манаосе. – Бразильянка садится так, что юбка задирается еще выше, Бразильянка вынимает пудреницу, проводит пуховкой по носу, по ямочкам на щеках. – Но, сами знаете, все возвращаются на землю, где родились, это как в вальсе.
– Лучше сними ты этот плакат, сыночек. – Сеньора Леонор прикрывает глаза. – Мы с Почитой, как только увидим «Запрещается говорить о мученике», так ни о чем другом не можем говорить весь божий день. Ну и выдумаешь ты, Панта.
– Что же рассказывают о Пантиляндии? – Панталеон Пантоха барабанит пальцами по столу, Панталеон Пантоха раскачивается на стуле, не знает, что делать со своими руками. – Ну, так что ты слышала?
– Преувеличивают страшно, верить людям нельзя. – Бразильянка закидывает ногу за ногу, Бразильянка скрещивает руки на груди, жеманится, подмигивает, облизывает губы, говорит: – Представляете, в Манаосе рассказывали, будто это целый город в несколько кварталов и его охраняют вооруженные часовые.
– Ну что ж, не разочаровывайте, мы только начинаем. – Панталеон Пантоха улыбается, Панталеон Пантоха оказывается любезным, общительным собеседником. – Учти, мы только начали, а у нас уже есть гидроплан и судно. Однако мне не по вкусу эта международная известность.
– А еще говорили, будто работы у вас хватит на всех и условия сказочные. |