– Нет, – сказал Альберто. – Там негров не держат. Кудрявый засмеялся.

– Съел? – сказал он Вальяно. – Подсек тебя Писатель.

– Я хоть и негр, а мужчина что надо, – хорохорился Вальяно. – Не верите – проверьте.

– Ой, страшно! – сказал кто-то. – Ой, мамочки!

– Ай-ай-ай-ай! – пропел Кудрявый.

– Холуй! – крикнул Ягуар. – Иди проверь. Потом нам расскажешь, врет он или как.

– Холуй, надвое перешибу, – сказал Вальяно.

– Ой, мамочки!

– И тебя тоже! – заорал Вальяно. – Давай иди. Я готов.

– Что такое? – хрипло спросил Питон. Он только что проснулся.

– Негр говорит, что ты дамочка, – сказал Альберто.

– Говорит, он точно знает.

– Ей-ей, так и говорит.

– Целый час над тобой издевается.

– Врут, браточек, – сказал Вальяно. – Буду я за спиной трепаться!

Все снова зафыркали.

– Смеются они, – продолжал Вальяно. – Что, не видишь? – Он повысил голос. – Вот что, Писатель. Еще раз так пошутишь – дам в рыло. Чуть с дружком не поссорил.

– Ой! – сказал Альберто. – Слыхал, Питон? Он сказал, что ты его дружок.

– Цепляешься ко мне, негритяга? – спросил хриплый голос.

– Что ты, браточек! – сказал Вальяно. – Ты мне товарищ.

– Тогда не говори, что я дружок.

– Писатель, дам в рыло.

– Не всяк негр кусает, что лает, – сказал Ягуар.

Холуй думал: «В сущности, все они дружат. Ругаются, дерутся, как звери, а в сущности, они вместе. Только я для них чужой».

«У нее были толстые, белые, гладкие ноги, прямо хоть укуси». Альберто перечитал фразу, прикинул, хватит ли секса, и решил, что хватит. Солнце сочилось сквозь грязные стекла беседки, грело ему спину, а он лежал на полу, подперев подбородок рукой. Карандаш застыл над полуисписанным листом бумаги. Кругом, среди пыли, окурков, обгорелых спичек, валялись другие листы, и чистые и готовые. Беседка стояла недалеко от бараков, в маленьком садике, рядом с замшелым, пустым бассейном, над которым летали тучи москитов. Никто – даже полковник – не знал, зачем тут беседка. Она стояла на четырех столбах, в двух метрах от земли. Наверное, ни один человек не поднимался по ее узкой, кривой лесенке, пока Ягуар не придумал открыть двери специальным крючком, который мастерили чуть ли не всем взводом. Именно их взвод нашел беседке применение – здесь скрывались те, кто хотел поспать в учебное время. «Комната вся тряслась, как будто было землетрясение. Женщина стонала, рвала на себе волосы…» Он сунул карандаш в рот, перечитал всю страницу и прибавил еще одну фразу: «Последние укусы понравились ей больше всего, и она обрадовалась, что он придет завтра». Альберто взглянул на листы, исписанные синими буквами. Меньше чем за два часа он написал четыре рассказика. Неплохо! До свистка – конца занятий – оставалось несколько минут. Он перекувырнулся и полежал на спине, расслабив все мышцы. Теперь солнце грело лицо, но глаза закрывать не пришлось – грело оно слабо.

Во время обеда вся столовая вдруг осветилась, и назойливый гул голосов немедленно стих. Тысяча пятьсот кадетов повернулись к окнам. И правда, на золотой от солнца траве чернели тени корпусов. С тех пор как Альберто поступил в училище, солнце ни разу не показывалось в октябре.