Всяких отвечает, капитан удовлетворительно склоняет подбородок и присаживается к нему.

Завязывается беседа, и снова — ничего не разобрать.

Бросаю взгляд на жандарма, тот успокаивающе отрывает пятерню от стола.

— Не переживайте, Николай Михалыч. Я умею читать по губам.

— Слава богу.

— И специальным курсам, — улыбается Сухоруков.

— Это он?

— Да. Спросил про выставку в Петербурге.

— Будем брать?

— Рано. Надо понять, что он собирается взорвать. К тому же, могут быть и другие сообщники.

Постепенно начинают приносить заказанные блюда. Ем быстро, почти не прожёвывая пищу. Во-первых, невкусно, во-вторых, в любой момент придётся сорваться — а я голодный. И неизвестно, когда ещё удастся перекусить и чем.

— Капитан велел Всяких идти вместе с ним, — сообщает жандарм.

— Прямо сейчас?

— Можете кушать спокойно. Только после того, как пообедают.

— Хоть что-то хорошее…

У входа в «Париж» прячутся ещё двое переодетых жандармов и дядя Гиляй, так что вряд ли упустим эту парочку. Но, на всякий случай, Сухоруков выходит чуть пораньше, а я расплачиваюсь и покидаю ресторацию через минуту, после того, как эсер и артиллерист исчезают в дверном проёме.

Почти сразу сбоку подруливает один из жандармов Сухорукова.

— Велено идти туда, — показывает взглядом направление он.

— Спасибо, братец.

Аккуратно ведём парочку террористов, и постепенно становится ясным их маршрут.

— Склады боеприпасов, — сквозь зубы выдыхает дядя Гиляй.

Теперь он снова составляет мне компанию в слежке.

— Сволочи! — рычу сквозь зубы я.

Если склады взлетят на воздух, ущерб для армии будет колоссальным. И сейчас-то наша артиллерия экономит снаряды, а в случае уничтожения запасов, вообще наступит снарядный голод, а это почти конец.

Японцы легко сомнут нас.

— А ведь вы буквально вчера сочувствовали господам революционерам, — замечаю я.

Дядя Гиляй мрачнеет.

— Эти люди не ведают, что творят.

— Наоборот! Очень даже хорошо ведают.

— Но не все же из них желают нам поражения?

Пожимаю плечами. Все… Не все… Любой из тех, кто сейчас ставит палки в колёса русской армии, достоин только верёвки.

Казалось бы — легко к складам не попасть, там всегда стоит охрана, часовые… Вот только двое солдат возле караульной будки вместо того, чтобы остановить капитана и вольноопределяющегося, козыряют и спокойно пропускают, после того, как артиллерист показывает им какие-то бумаги.

Вряд ли это предательство… Скорее всего, враг заранее подготовился, раздобыл или состряпал нужные документы.

Сейчас узнаем.

Жандармы налетают на часовых, быстро обезоруживают, когда капитан-артиллерист и Всяких пропадают из виду.

Сухоруков проводит экспресс-допрос, в результате которого выясняется: капитан — отвечает за хранение артиллерийских снарядов. Солдаты прекрасно его знают.

А на спутника тоже есть пропуск. Его-то и показывал капитан.

Подбираемся к складам поближе, прячась в одной из канав. После дождей воды в ней по колено, как и грязи. Теперь мы смахиваем на золотарей, да и пахнем примерно так же.

Разумеется, взлетать на воздух вместе с боеприпасами, капитан не собирается, поэтому видим, как заминировав одно из помещений, он вместе с вольноопределяющимся тянет длинный бикфордов шнур.

Затем достаёт спичечный коробок.

— Сейчас начнётся потеха, — хмыкает Сухоруков.

Шнур горит, капитан и Всяких бегут в соседнюю канаву и… с разбегу плюхаются туда.

Секунд через пятнадцать, сначала поднимается недоумённая голова артиллериста, а чуть погодя выныривает вольноопределяющийся.